Душа в черной маске

Марина покивала ей в ответ, а потом совершенно безо всякой задней мысли стала расспрашивать Машу про ее парня. Маша призналась, что в последнее время чувствует охлаждение к нему. И что есть преподаватель английского языка, который проявлял к ней интерес, но она отказала. А теперь, похоже, даже жалеет об этом. Потому что Егор – человек хороший, но с преподавателем ей гораздо интереснее.

Маша не заметила, как Марина вздрогнула при имени «Егор». Она продолжала рассказывать про то, как они познакомились, как он выглядит, как они с ней гуляли и где. Она не заметила, что, когда упомянула про внешность своего парня, напряженность Марины возросла еще больше.

И как на грех, у Маши оказалась с собой фотография Егора. И она по просьбе Марины показала ее. Реакция той была настолько неадекватной, что Маша не на шутку испугалась.

– Он… Он был одним из тех, – прошептала Марина и разрыдалась. – Да, это был он. Я точно помню!

– Как? Как? – растерялась Маша. – Этого не может быть! Мой Егор? Этого не может быть!

Она заставила Марину еще раз вглядеться в фотографию, но это еще больше усугубило ситуацию – Колесникова полезла в шкафчик за успокоительным. А Маша, обмякнув, долго-долго сидела тогда на простор– ной кухне семейства Колесниковых, обдумывая, как же ей поступить дальше.

– Я виновата, я! – плакала Марина. – Маша ушла тогда ни жива ни мертва. А я попросила ее ни в коем случае не рассказывать ни о чем Егору… Потом я даже подумала – может быть, стоит нам расстаться с Машей? Я даже готова была приплатить ей, чтобы она несколько месяцев ни в чем не нуждалась, пока не найдет новую работу. Но муж начал бы спрашивать – почему… Я не знала, что мне делать, у меня расшалились нервы, совсем ни к черту… Но Маша меня успокоила – она через несколько дней сказала, что Егор не в курсе этой истории, что она сошлась наконец с преподавателем, а с Егором попытается тихо расстаться, спустить все на тормозах. А потом – как обухом по голове. Ее убили. Я так испугалась!

Павлов сочувственно кивал.

– Расскажите, Марина, что было дальше, – мягко попросил Макаров.

– А потом неожиданно явился он, – округлив глаза, произнесла Марина. – Егор… Вернее, он подошел ко мне на улице, когда я гуляла с ребенком без мужа. И сказал, что если я еще кому-то скажу о том происшествии, то он будет вынужден послать моему мужу письмо и приложить фотографии.

Оказывается, они тогда все это снимали! Кошмар какой! И как я могла не заметить?! Хотя я была в таком состоянии… Представляете весь ужас моего положения? Я же ничего не рассказывала мужу об этом… этой… мерзости! И я поклялась, что никому не скажу! Никому! А потом обратилась к Максиму, – Марина обернулась к Макарову. – Потому что я уже не знала, что мне делать. Я очень боялась, что Андрей узнает… Надеюсь, вы понимаете меня, – она обратилась за поддержкой ко мне, и я сочувственно кивнула. Действительно, я бы никому не пожелала попасть в такую ситуацию. – Но теперь я рассказала вам обо всем только потому, что он, этот Егор, арестован. Это ведь он убил Машу, да? За что?

– За что – мы пока не знаем, – честно ответила я. – Но, скорее всего, это связано с вами, с вашей историей. Маша держала слово, данное вам, и ничего не стала говорить Егору. Но в тот день у нее самой произошел стресс… – И я вкратце поведала историю Антона Владимировича и Регины. – По всей видимости, нервы у нее тоже не выдержали. И все это сыграло роковую для Маши роль, – заключила я.

– Так он еще не дает показания? – обеспокоилась Марина.

– Не волнуйтесь, даст, – серьезно сказал Павлов и показал Колесниковой бумагу, на которой были зафиксированы ее собственные показания насчет угроз Егора в ее адрес.

Ирина Альбертовна, когда увидела меня, изменилась в лице не в лучшую сторону. Даже как будто стала старше на десять лет. С губ ее уже были готовы сорваться весьма непочтительные для меня слова. Но тут она увидела стоявших за моей спиной Мельникова и Павлова. И почуяла недоброе.

– Егор Анатольевич Синявский здесь проживает? – бесстрастно спросил Мельников.

– З-здесь, – ответила, запинаясь, Ирина Альбертовна. – А что случилось?

– Есть постановление о его аресте, вот, подписано прокурором, ознакомьтесь, – произнес Мельников, вручая Синявской бумагу.

Она читала ее с широко раскрытыми глазами, не веря тому, что там написано.

– Это недоразумение! Этого не может быть! – выкрикнула она.

– Разрешите пройти, – вежливо попросил Павлов.

– Но вы… Вы не можете так… Это все… Это все ты! – неожиданно обратила она гнев в мою сторону. – Это все ты подстроила! Мерзавка! – не сдержалась она. – С самого начала ты меня невзлюбила. А я, между прочим, честно выполнила все условия! Денежки-то ты все сполна получила! Лучше бы я и не обращалась к тебе!

Я пожала плечами. Какая разница, кого я там невзлюбила?! Есть факты. А личностные особенности, приязнь или неприязнь – какое это имеет значение? Тем более что я никогда не была зависима от общественного мнения. Короче, я не стала отвечать на обвинения своей клиентки.