Душа в тротиловом эквиваленте

Бесспорно, это формальность. Более того, это формальность в кубе! Прежде чем выпустить меня сюда, мои знания проверялись в течение всей прошедшей недели по 8-10 часов в день. Но кто-то решил, что народу нужно шоу, и оно состоялось.

Начать решил с юмора. Подняв руку, как благовоспитанный школьник, получил слово. И сказал:

— Я кое-что обещал завотдела Карпинскому. Он дал мне консервов немного и обещал маме водопровод. Поэтому, послушайте меня, пожалуйста.

И не дав никому опомниться, вытащил из кармана тот самый листок бумаги и принялся быстро зачитывать сагу о подвигах предводителя педагогов.

Просто представьте: маленький светловолосый мальчик, тихим голосом читающий с бумажки явную ахинею в течение добрых пяти минут! Это очень много — пять минут.

Уже на второй минуте публика недоуменно притихла. Потом те, до кого юмор ситуации дошел, улыбнулись. К концу моего монолога весь зал вел себя, как на концерте признанного комика. Иначе говоря, давился от хохота, не обращая особого внимание на произносимое, просто по инерции.

Воспитанный Петровский прикрыл рот. Соколов и Хохлов попросту ржали! Франк-Каменецкий оказался особо впечатлителен. Он хохотал, раскачиваясь на стуле и стуча кулаком о стол. Лишь Капица, демонстрируя достойную лорда сдержанность, казался невозмутимым.

Товарищ Каиров, посмеявшись, вполне серьезным голосом попросил:

— Юра, а подари-ка ты нам свою замечательную бумаженцию!

Все правильно, в конце долгого смеха бывает печаль. Настроение собравшихся резко сменилась.

Наклонившись, я всунул исписанный лист в руки секретаря. Бумага пошла по рукам. Комиссия недобро замолчала. Если я что-нибудь понимаю в выражениях лиц, выводы, сделанные по отношению к товарищу Карпинскому, были окончательными.

Маленькая ненужная месть. Она ничего не меняет, мне просто не нравится товарищ Карпинский, потому я делаю то, что делаю. Hinc illae lacrimae.

В голове вертится бессмертный хит Меркури. «Show must go on!». По мере сил, я помогаю устроителям. Запоминаю по тридцать-сорок вопросов, а потом по команде секретаря отвечаю на них в порядке поступления. Когда-то давно, во времена темного Средневековья, так защищали свои дипломные работы и диссертации выпускники университетов.

Наглядная демонстрация тренированной памяти имеет бешеный успех. Ответы приветствуют аплодисментами. Более всего людям нравится, что я сначала называю имя спросившего, а затем цитирую вопрос. Спасибо старой книжке, усвоенной еще в той жизни! «Риторика для Герения» — так она называлась.

Аудитория, в основном заполненная студентами, придирчиво оценивает ответы и попутно прикидывает, смог бы кто вот так — без подготовки запоминать вопросы и спрашивающих. Судя по восторженной реакции, это могут далеко не все.

Так, пошла следующая группа вопросов. Надеюсь, последняя. Работать живым аттракционом до вечера неинтересно.

Большинство вопросов неинтересны ни мне, ни комиссии, ни даже задавшим их. Раз пять меня спрашивали о биноме Ньютона, просили перечислить столицы союзных республик, сказать, сколько атомов в моле вещества и так далее.

В конце концов, мне все-таки задали несколько вопросов, ответы на которые действительно могли позабавить собравшихся. Самый трудный из них задала стройная девушка в белой блузке, представившаяся студенткой 1 курса Викой. Ответ на этот вопрос действительно выводил меня из роли дрессированного попугая у доски:

— Юра, что Вы думаете о предназначении науки?

Каверзный, как ему казалось, вопросик задал студент второго курса Боря Гройсман. Его интересовало, может ли синус быть больше единицы.

Последний из заслуживающих внимания вопросов был задан преподавателем кафедры истории. Очень милой женщиной в строгом деловом платье, сидевшей в третьем ряду.

— Ольга Николаевна Лович. Юра, а тебе никогда не хотелось вместо занятий просто поиграть с другими детьми? Мне кажется, что либо ты себя лишил детства, либо это сделали твои родители.

Наконец, снова пришло время отвечать. Я стою у доски под взглядами сотен глаз и верчу в пальцах кусок мела. Шоу продолжается. Кажется, недоверие сменилось восторгом. Ответы принимают благожелательно. От этого ощущения усталость проходит, сменяясь прямо-таки подъемом. Теперь я понимаю трибунов и ораторов. Эмоции слушающих меня людей вызывают эйфорию и придают желания сказать еще что-нибудь… эдакое.

— Вопрос студентки 1 курса Вики: «Юра, что Вы думаете о предназначении науки?».

Вика, наука не есть нечто отдельное. Это всего лишь, пусть и существенная, но часть нашей общей культуры. Культура, в свою очередь, создана людьми, поэтому может рассматриваться как порождение разума. Фактически, предназначение разума и науки почти тождественны.

Любое человеческое сообщество выживает за счет разума его вождей. В обществе разум служит для разрешения конфликтных ситуаций. Следовательно, инварианта любого разума — стремление к победе, а назначение — изыскать способы победы в борьбе за существование. Все остальное — побочные следствия.