— Может, может! У нас все могут, — не унимался Рубин. — Им, видите ли, не хотелось, чтобы инвалиды войны, вымаливающие милостыню, портили вид московских улиц, не ночевали на вокзалах.
Надо же, восхитился я, нет на них «кровавой гэбни»! Если верить воспоминаниям записных сторонников общечеловеческих ценностей, то на сегодняшний день за подобные речи с ходу всаживают десять лет без права переписки, и вперед, граждане, в рудники или на лесоповал!
А вот ведь, треплются, и ничего, судя по всему, не боятся. Ситуацию надо срочно разруливать.
Подхожу поближе, и задаю вопрос:
— Хуан, Тамара Ивановна как-то говорила, что Вы — фронтовик. Вы действительно воевали?
Дернув плечом, Карранса неохотно отвечает:
— Было.
Продолжаю задавать вопросы:
— Вы тоже, Миша?
— С Хуаном вместе.
— Тогда вопрос. Вот если бы с вами беда случилась, вы бы надели ордена, медали и пошли молить о копеечке?
У бывших разведчиков каменеют лица. Чувствую, что Миша готов хватануть меня за грудки. Но я маленький, а солдат ребенка не обидит. Хуан, успокаивающе положив другу руки на плечи, со льдом в голосе произносит:
— Нет, Юра, не пошли бы.
— Что и требовалось доказать, — говорю я. — Вы — воины, бойцы, явно смерти в глазки заглядывали. Потому унижаться до милостыни ни при каких обстоятельствах не будете. Так почему же вы верите этому уроду, что всех фронтовиков в грязь опустил? Вот ты, Хуан, как думаешь, что бывает, когда вдруг выясняется, что ордена на калеке — ворованные?
— Если по горячке выяснится, то и прибить могут.
— Так теперь скажите мне, почему для попрошаек с орденами отдельную зону построили? Собравшиеся притихли. Рубин вдруг встал, и не прощаясь, выбежал из квартиры. Глухо хлопнула дверь. Вывод был очевиден, его озвучила незнакомая мне девушка с добрым крестьянским лицом, до этого момента тихо сидевшая в углу.
— Спасали их. От смерти спасали.
— С выводами согласен, — подытожил я. — Возражений ни у кого не будет?
— Ты странный парень, Юра, — медленно проговорил Михаил. — Я же чувствовал, что чушь несет Коля, но как-то сразу ответить не получалось, потому и злился. Но знаешь, сегодня ты нажил себе первого врага.
— Надеюсь, что и друзья у меня тоже будут! — ответил я.
— Почему будут? Есть! — широко улыбнувшись, сказал Хуан Антонио Карранса.
Вытаскиваю из верхнего ящика стола стопку исписанных листов бумаги, протягиваю Хуану, и прошу:
— Почитайте, похоже, будет нужна Ваша помощь.
— Что это, Юра?
— Это дальномеры, прицелы, бескровный скальпель, нивелир, резак для сверхтвердых материалов, устройства для напыления сверхтвердых покрытий. Читайте.
И пошел в гостиную развлекаться. Была у меня еще одна идейка — запечь в камине пару картофелин. Оказалось, меня опередили. Родной декан, разворошив угли, выкатывал из камина умопомрачительно пахнущие картофелины. Девушки чинно пили чай с тортиком.
Затем соседи принесли патефон и стопку пластинок. Ребята начали расчищать комнату. Народ готовился к танцам.
В этот момент в гостиной появился взволнованный Мещерский, что-то тихо сказал Арсению Александровичу. Тот удивленно на него глянул, и оба преподавателя быстро вышли.
Минут через пятнадцать меня позвали. Зайдя в свою комнату, я обнаружил, что рукопись уже распотрошили, отдельные листы ходят по рукам. Карранса терзает логарифмическую линейку, Мещерский что-то втолковывает Соколову. Праздных слушателей, судя по всему, выгнали.
Арсений Александрович, испытующе посмотрев на меня, спросил:
— И как это тебе пришло в голову?
— Не мне. Эйнштейну, — ответил я. — Причем еще в 1916 году. Просто на его статью никто не обратил особого внимания.
— Хорошо. Мы попробуем экспериментально проверить возможность постройки этого твоего когерера.
— Нашего.
— Хорошо, нашего. Как думаешь, с чего проще начать?
— С газового варианта. Мы вряд ли сможем достать нужный нам рубин со строго параллельными торцами. К тому же, это достаточно сложная схема. Не в принципе, а по деталям ее реализации. Не уверен, что у нас есть импульсные лампы. А результат надо дать быстро. К тому же, с твердотельным прибором мы, скорее всего, получим только сверхлюминесценцию и ничего более. А вот хороший углекислотный прибор будет способен разрезать кирпич. Продемонстрируйте его военным, и нам дадут денег на продолжение работ. Только прошу учесть, мне помогала Вера, и я бы хотел видеть ее в составе группы разработчиков.
— Врешь конечно, не могла она тебе помогать. Ну да ладно, желание помогать своим понятно. И много у тебя еще таких идей, Юра?
— Будет много, хорошее к себе отношение надо отрабатывать.
На следующий день в моем кабинете установили сейф.
— Пока не настаиваю, но если так пойдет дальше, будешь писать в прошнурованных тетрадях и на учтенных листах, — сказал дяденька из первого отдела, передавая мне ключ.
17 октября 1952 года, пятница
Заседание Совета Социалистического Интернационала в Москве.
Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и горевать об упущенных возможностях. Вот и тащусь к секретному почтовому ящику, хотя погода такая, что приличный хозяин собаку на улицу выгонять бы не стал.