Душа в тротиловом эквиваленте

Но если честно — тяжело. Если уж тебя услышали, и твое желание принято к реализации, то все. По-другому уже не будет. Тебя протащит рожей по всем мыслимым ухабам. Придется стать причиной многих искалеченных судеб. Придется творить невероятное, пробивать головой стены, делать параноиков святыми и мудрыми, убеждать записных скептиков и проповедовать, проповедовать, проповедовать… Если не дать слабости одержать верх, то желаемое будет достигнуто.

— А если дать?

— Умрешь без шанса на перерождение. Вечность тебя брезгливо отбросит.

— А если, скажем, вон тот лейтенант сейчас всадит в тебя обойму?

— Не стоит, Валентин Михайлович.

Внимательно глядя в глаза собеседника, я улыбнулся. Точнее, попытался улыбнуться. Получилось нечто, сильно напоминающее волчий оскал.

— После таких шуток я окажусь там, где у меня будет возможность оторвать яйца как родителю этого лейтенанта, так и вашему папе. А потом вернусь обратно. Но вас уже не будет. Желаете попробовать?

— Да это я так, к слову пришлось, — с явной неловкостью выговорил Валентин Михайлович. — И другим настоятельно посоветую вести себя с осторожностью. Скажи, если не секрет, чего же ты все-таки пожелал?

— Яблок моченых. Антоновки. Первого марсианского урожая!

Длинный праздничный день все не кончался. Мы сели в самолет, когда на землю уже прочно опустились синие зимние сумерки. Все два с небольшим часа полета я продремал, завернувшись в пахнущий железом и машинным маслом тулуп. Эх, где они, те времена, когда можно будет летать в тепле и комфорте, а стюардессы будут угощать кофе и прохладительными напитками.

Но зато — быстро! Багаж не трясут, через рентгеновские аппараты не гоняют. О террористах на внутренних авиалиниях никто еще не слышал. И дай бог, никогда и не услышат!

Машина подошла почти под крыло. Я попросил завернуть домой — рядом же! Как позже выяснилось, сделано это было совершенно напрасно. Едва я щелкнул выключателем в кабинете, стекла в окне осыпались сухим ломким крошевом. До сих пор не понимаю, как не зацепило. Еще миг, и по полу с сухим стуком покатилась фенька. Извернувшись, выкинул ее в окно. Не дожидаясь дальнейших сюрпризов, выскочил в коридор, прикрывая тяжелую дубовую дверь.

В прихожей, Валентин Михайлович уже что-то орал в телефонную трубку. На улице глухо хлопнул взрыв. Тут же грохнуло в гостиной. Тяжелые двери, сделанные еще до исторического материализма, удержали осколки. Нащупывая в кармане Байярд, я втолкнул Валентина Михайловича в ванную. Выкинул шланг-времянку в коридор, пустил воду.

— Гостям ничего не жалко — пояснил я спутнику, срезая длинный шнур с утюга.

Валентин, весело оскалившись, потянул из карманов пару ничем не примечательных ТТ-33. По тому, как он с ними обращался, стало ясно, что этот человек, даже зажатый в угол московской квартиры, способен на многое.

Вероятно, меня хотели взять живым. Иначе первыми вошли бы не штурмующие, а очередная парочка гранат. И шансов бы у нас не стало от слова совсем. Сухо хлопнуло на лестничной площадке. Двойные двери медленно завалились внутрь. По коридору на уровне пояса хлестнула свинцовая метель.

Затем, двигаясь с той синхронностью, которая не может быть приобретена на тренировках, в коридор быстро и деловито вторглись нападающие. Две пары на четырехметровый проход, расчищенный пулями.

Они не учли только одного — мечущемуся под давлением резиновому шлангу наплевать на обстрел. К тому же, жесткая московская водица неплохо проводит электрический ток. И будь ты супербойцом, но при попадании под ток, у тебя вышибет дыхание и вывернет мышцы, точно так же, как и простому смертному. А если сила тока превысит десятую долю ампера, то вполне возможно и свидание с Создателем.

Их первый рывок был быстр и, в других обстоятельствах, привел бы к победе. Но сегодня он всего лишь стал дорогой под холодный душ на скользком паркете. Оставалось лишь кинуть на пол заранее вставленный в розетку шнур. Что я и сделал.

Стрелять не потребовалось. Пока бенгальским огнем сгорали плавкие вставки, с нападающими было покончено. С удивлением посмотрев на последствия иррегулярных сокращений скелетной мускулатуры, я на всякий случай вытянул вилку из розетки. Повертел в руках так и не пригодившийся Байярд с со вздохом кинул его в карман.

Так и не сказав ни слова, засунул в карманы свое оружие Валентин Михайлович. В подъезде грохотали шаги тревожной группы.

Я все-таки вернулся в кабинет, и забрал бумаги. Судя по всему, в эту квартиру мне суждено вернуться не скоро. А жаль, место хорошее, и работалось тут славно.

…Несколько минут неспешной езды, и мы на месте. Дом на улице Грановского, более известный московским старожилам как 5-ый дом Советов. Когда-то, до революции, это П-образное здание с небольшим сквериком построил для графов Шереметьевых архитектор Александр Мейснер. В нем предпочитала снимать квартиры зажиточная публика. После революции, зажиточных сменили ответственные — до Кремля не то, что близко, а просто рукой подать.