Душан

Душан включает приёмник. Он хочет услышать, какая завтра будет погода. Первый день в школе — это же такое важное событие! И если пойдёт дождь — это будет неправильно и несправедливо.

Приёмник откашлялся, зашуршал, заблестел зелёным кошачьим глазом. Вот сейчас он скажет:

«Завтра будет отличная погода!» Но вместо этого он начинает передавать музыку.

— Это что ещё за фокусы! — кричит мама из своей комнаты. — Поработать спокойно нельзя!

Мама сидит за столом над какими-то бумагами и ерошит волосы. А это значит: она устала.

— Это ты включаешь радио? — сердито говорит она Душану. — Я же тебе тыщу раз говорила. У человека дел выше головы — и никто-никто его не жалеет.

«Человек» — это мама. «Никто» — это все остальные: Дана, Ратьо, Любка, Душан и — что греха таить? — и папа тоже.

Душан всегда очень огорчается, когда мама так говорит. Как это «никто»? Душан маму жалеет, потому что он её любит. И все остальные тоже. Зря она так говорит.

— Я только послушать, какая завтра погода, — виновато бормочет Душан и глядит исподлобья на маму: не сердится ли она?

Нет, мама не сердится. Она глядит на Душана, потом на календарь, потом опять на Душана.

— Подумать только! — восклицает она. — Завтра же первое сентября!

Тут мама выскочила из-за стола, подхватила Душана на руки и закружилась с ним по комнате.

— Душко! Ведь ты у меня уже школьник! Ой, как время летит!

Хворостина

Позабыв про свою работу, мама подсела с Душаном к приёмнику. Ей тоже хочется услышать, какая завтра погода.

Но по радио без конца передают музыку. Мама выключила приёмник, но с кресла не встала. Душан обрадовался — значит, можно будет поговорить.

Мама очень хорошо рассказывает. И про своё детство, и про войну, и про деревню, в которой она родилась…

Душан часто просит её:

— Расскажи какую-нибудь сказку, как ты была маленькая.

В ответ мама только усмехается:

— Это не сказка, Душко, это жизнь…

На этот раз Душан просит:

— Расскажи, как ты пошла в школу!

— Этого я, право, не помню, — говорит мама.

— Помню только, что в первый день я пошла в школу, держа за спиной хворостину. Да, настоящую хворостину, такими ребята гусей подгоняют. Я ведь сызмальства любила пасти гусей, особенно гусят. Они такие бойкие, ненасытные, жёлтенькие, мы их желтячками звали. Как вылупятся они из яиц — я их тут же выгоняла на лужайку у дороги. Целыми днями могла их пасти.

Душан заёрзал на стуле. Он старался угнездиться поудобнее, чтобы не вертеться больше и не мешать маме рассказывать.

— А мимо меня, по этой самой дороге, дети ходили в школу. И ходила по ней дочка начальника станции, Гита. Никудышная такая, тощая девчонка, но всегда наряженная. Она была заносчивая и языкатая, и вечно она меня задирала:

— А, Гелена-белена гусей пасёт! Гелена-белена! А я гусей не пасу! А я вот не пасу!

Гита подпрыгивала на своих тоненьких ножках и хихикала.

Я эту Гиту терпеть не могла. И она меня тоже.

Однажды день был холодный, и мама велела мне обуться. Дала мне старые ботинки, разношенные, латаные-перелатаные.

— Чтобы гусей пасти, хороши и такие, — сказала мама.

То-то Гита обрадовалась, когда увидала меня в этих ботинках! Она прыгала на одной ножке и распевала:

— Ботинки каши просят! У голодранки ботинки каши просят!

Мне и так было стыдно. Но когда Гита стала надо мной насмехаться, я рассвирепела.

И мы подрались.

Пришла Гита в школу вся исцарапанная, заляпанная грязью. Поднялся переполох. По тем временам это было неслыханное дело — подумать только: побили дочку самого начальника станции!

Учительница сразу стала допытываться, кто это Гиту так отделал. А потом повела её к директору. А директор записал меня в чёрную тетрадку и обещал Гитиным родителям высечь меня розгой, когда я пойду в школу на следующий год. Это всё мне ребята потом рассказали.

Вот почему я взяла с собой хворостину, когда в первый раз пошла в школу.

Я тогда твёрдо решила: «Если меня высекут из-за этой станционной Гиты, я её потом так отделаю, что она меня на всю жизнь запомнит!»

— И директор тебя побил? — ужаснулся Душан.

— Ну что ты! Он только грозился, а на самом деле был добрый.

Маму никто не жалеет

Первое сентября. Душан собирается в школу: стоит посреди комнаты в красных трусиках и ждёт, чтобы мама дала ему костюм.

По радио объявили, что сегодня будет ясно и солнечно. Ветер слабый, преимущественно южный.

— Ясно, солнечно, — повторяет мама. — А я-то хотела дать тебе матросский костюмчик.

Она выглянула в окно, убедилась, что на улице в самом деле ясно и солнечно, пожала плечами и решила:

— Ну ладно. Можешь надеть коричневые брюки с рубашкой.

Душан так и обмер. Он покраснел, побледнел, снова покраснел и таким и остался — красный, как варёный рак.

Коричневые брюки он надевал вчера, когда ходил с Любкой в кино. Потом он играл во дворе в прятки. Душан спрятался среди ржавых бочек — лучше места не придумаешь. Ребята никак не могли его найти. Наконец Душан выскочил из своего укрытия. Он хотел крикнуть: «Палочки-выручалочки!» — но голос у него вдруг сорвался. Спереди, у самого кармана, на его новеньких брюках красовалось смоляное пятно величиной с ладонь…