Душегуб из Нью-Йорка

– Пока неясно.

– Интересно. Держи меня в курсе этого груза.

– Хорошо.

Из кухни доносился аромат баранины по-сицилийски – блюда, знакомого каждому жителю итальянского острова с самого детства.

– Хватит о делах. Пора обедать, – вставая, проронил дон Томмазини и вдруг, услышав шум, похожий на пулемётную очередь, замер. Но потом улыбнулся и сказал: – Это ветер. Он опять сорвал жёлуди с моего любимого дуба и рассыпал по крыше. Их надо подобрать и посадить вдоль дороги, ведущей к дому. Будет красиво. Распорядись.

– Хорошо.

Прихрамывая на левую ногу и опираясь на трость с серебряной ручкой, дон Томмазини направился в гостиную. Слегка ныла левая коленка с повреждённым мениском. Врач советовал сделать операцию, но он всё откладывал. Было много неотложных дел.

Налетевший на Лонг-Айленд ветер не успокаивался и срывал с деревьев листву, точно хотел видеть их обнажёнными. А где-то в Атлантике уже бушевала буря, подбрасывая на волнах огромный пароход, как щепку.

Глава 2 Беспроволочный телеграф

«Роттердам» попал в шторм. Огромное для своего времени судно длиной шестьсот шестьдесят семь футов[9] и шириной почти восемьдесят[10] рассекало волны со скоростью семнадцать узлов в час. Столицу Нидерландов и Нью-Йорк разделяли три тысячи сто пятьдесят девять морских миль, которые пароход должен был преодолеть за шесть суток, но ураган вносил свои поправки, и путешествие трёх тысяч ста сорока пассажиров и четырёхсот восьмидесяти членов экипажа через Атлантику затягивалось.

Вояжёры первого класса, имея больше всего удобств, коротали время в зале, отделанной тёмным испанским красным деревом, где звучал орган или пианино. Некоторые предпочитали пальмовый сад со стеклянным куполом и витражами, другие отдавали предпочтение тишине библиотеки с книгами на разных языках, а иные сиживали в курительных комнатах – верхней или нижней, смакуя дорогие сигары и смеясь над собственными остротами. Все помещения были покрыты резиновым ковром зелёного цвета. И звук шагов скрадывался настолько, что казалось, пассажиры шествуют по воздуху. Были и те, кто рисковал выйти на прогулочную палубу, но лишь в ту её часть, где имелись стеклянные крышки, спасавшие от морских брызг. После того как пошёл дождь, выход на палубу запретили. На деревянном полу можно было легко поскользнуться и получить травму.

Второй класс, конечно же, обитал в более скромных условиях. На верхних палубах располагались салон для дам и кают-компания, отделанная дубом. Да и стол не отличался тем разнообразием, какое присутствовало в первом классе. Что касается запретов, то в каютах второго класса наряду с планом судна и расписанием времени посещения столовой имелись и вполне разумные советы, написанные с изрядной долей юмора, чего не следует делать во время плавания. Так, не рекомендовалось «вызывать каютную прислугу более пятидесяти раз за ночь» или «ухаживать за девицами, отправившимися в путешествие с целью выйти замуж». Говорилось также, что «не стоит развлекать нервных женщин рассказами о корабельных крушениях», как и «не нужно кичиться своим высоким общественным положением, особенно если ты путешествуешь во втором классе». Неизвестный автор также просил «не рассчитывать получить во втором классе такие же удобства, как и в первом, требуя этого от прислуги», и предостерегал от неразумного «чревоугодия, вызванного желанием съесть все продовольственные припасы, поскольку за билет с едой уже уплачено».

Пятистам восьмидесяти пассажирам третьего класса, имевшим каюты на четырёх человек, приходилось довольствоваться лишь прогулочной площадкой в три тысячи двести двадцать девять квадратных футов[11]. Да и питание в столовой было посменным. И если первый класс мог насладиться устрицами, фуа-гра, жареными голубями, ягнёнком под мятным соусом и французскими винами, а второй отведывал соте из курицы по-лионски, утку в яблочном соусе или холодного лосося, то для третьего класса еда была проще: копчёная сельдь, варёные яйца, ветчина и картошка в мундире. Но шторм свёл на нет все старания коков. Страдающие от морской болезни вояжёры всех трёх классов не выходили ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину, а рядом с их кроватями были подвешены эмалированные тазики.

Лилли Флетчер и Эдгар Сноу тоже не переносили качку и остались в своих корабельных кельях.

Ещё в первый день пребывания на судне Ардашев составил протокол осмотра каюты Баркли, где подробно указал все пропавшие документы. Этот документ был подписан двумя понятыми – пассажирами второго класса – и скреплён корабельной печатью. А сегодня утром выяснилось, что по счастливой случайности у Баркли остался страховой полис на предъявителя на груз № 3390, заверенный печатью American National Insurance Company[12]. Радостный американец оповестил об этом Войту, и теперь они оба уже находились в каюте Ардашева.

– Это меняет дело, – выговорил Клим Пантелеевич.

– Что вы собираетесь предпринять? – нетерпеливо осведомился банкир.