Душегуб (СИ)

— Желаю здравия, барышня. Езжайте прямо по улице. Первый поворот направо, там увидите каменный дом. Он вам и надобен.

Зашли в какую-то канцелярию. Варя остановила в коридоре первого попавшегося служивого человека.

— Мсьё, не подскажете ли — где я могу узнать о человеке?

Мужчина, невысокий, плотный и улыбчивый, остановился и расшаркался.

— Доброго здоровья медам. Позвольте спросить — о каком таком человеке у вас интерес?

— Знаете, любезный… Простите, не знаю вашего пгено-ном…

Тот мгновенно представился:

— Волостной писарь Сердюк, ваша милость. Со куи во антерес?

И они затрещали на французском языке, перемежая его редкими русскими словами. Проскакивало «Шалаев».

Наконец Гагарина была полностью удовлетворена. Она открыла кошелёк и вынула рубль. Сердюк замахал руками:

— Си боку, медам, си боку.

Варенька достала полтину. Писарь склонился.

— Этого будет достаточно. Благодарю вас. Если появятся вопросы, ваша светлость, я всегда к вашим услугам.

Низко поклонился и как-то странно, боком, прошел несколько шагов и только потом почесал по своим делам.

— Всё нормально, Варвара Ильинична? — поинтересовался Иван.

— Поехали, — скомандовала Варя и сбежала с крыльца.

Продавец терпеливо ждал.

Начался торг. Варя указывала на свою Жасмин, иронизировала и возмущалась:

— Любезный! Ты видишь эту кобылку? Вот за неё я отдала тридцать серебряных. Ты хочешь сказать, что этот одр стоит столько же, сколько моя Жасмин?!.. По пятнадцати, не больше!

— Смилуйтесь, барыня! Не губите! Я их купил по двадцати!

— Ты крепко переплатил, — отвечала Варя. — Эти кони не в такой цене.

— Ваша светлость! Да вы же сами смотрели лошадок! Самому старому и четырёх годов нет. Какие же оне одры! Помилуйте… По двадцати пяти отдам… Себе в убыток!

Господи! Как они торговались. Минут двадцать. Мужик орал, стучал себя в грудь и тут же кланялся. Божился, и даже всплакнул.

Сошлись на двадцати одном рубле серебром за голову. И это с уздой.

— А где тут можно купить сбрую? — спросила Варя.

— Так у меня же и можно! — подпрыгнул Шалаев.

Ещё и за сбрую на пароконные телеги потратили двенадцать рублей.

Привязали приобретённый табунок на длинных недоуздках к телеге и повели его в «гостиницу».

На весь шопинг ушло часа три.

И тут Соколов задумался:

— Варя, ну ладно — ты на двуколке, я на одной этой раскоряке… А вторым транспортом кто рулить будет?

— А никто. Привяжем к телеге бескучерную пару, пойдут сами.

— Слушай, а где ты научилась разбираться в лошадях?

— У меня дед, Панов, Венедикт Михайлович, был страстным лошадником. Маменьке и папеньке недосуг было заниматься мной, вот я и крутилась подле деда.

— А родители чем были заняты?

— Они занимались этой… Забыла, как это у вас говорят… Ну…

— Фигнёй страдали, что ли?

— Да-да! Вот именно! Ею они и страдали. А Венедикт Михайлович был серьёзным человеком, наследным дворянином, богачом и меценатом. Царствие ему небесное…

Перекрестилась на маковку церкви.

— Ну ладно, попроси конюха, пусть он поможет тебе запрячь, да поехали.

Варвара расплатилась за работу с конюхом. Тот принял оплату, слегка опешил, потом заметался, засуетился. Начал лихорадочно поправлять на конягах сбрую, помчался бегом, открыл пошире ворота, и долго стоял, кланяясь вслед каравану.

Так, в сцепке, и пошли из Архангельска.

В десяти километрах, на лесной дороге, решили переместиться.

Вломились в лес всем караваном. Посчитали — надо восемь грузовых маяков и два пассажирских. Ну, маяки на малые колбы, — это ладно, они есть. А где взять ещё шесть на крупногабаритные объекты?

Денис усмехнулся:

— Задача с волком, козой и капустой…

— Ты это о чём?

— Задача есть такая. Потом расскажу… Давай-ка, радость моя, отправляйся домой, прими Жасмин и двуколку. А потом попроси у Рыжова маяков на грузовой спотресейфт, и с ними переходи сюда. Договорились? Давай.

* * *

Месяц прошел в хлопотах.

За этот месяц Гагарина всё же отучила Машу постоянно кланяться и обращаться к ней — «матушка». Все, кому не лень, образовывали Марию Прохорову, рассказывали ей об устройстве мира, государства и человека.

Ещё Варя со «свекровкой» долбили немецкий язык, и Мария уже говорила не «гуртен как», а произносила нормальное «гутен таг». Правда, с чудовищным твёрдым русским акцентом.

Гагарина, хорошо знающая французский, и в немецком языке делала успехи. По крайней мере, в продуктовую лавку она уже несколько раз сходила сама. Возвращалась из похода улыбающаяся, безгранично довольная собой.

Мария, хоть и с трудом, привыкала к домашним приборам, и мороз в холодильнике уже не вводил её в транс. Но, с роботом-пылесосом Прохорова ещё разговаривала «по душам». О чём — непонятно. Тем более, что пылесос выдавал сообщения на английском языке.

И она вздрагивала, когда микроволновка женским голосом предупреждала: «Ахтунг! Ди цайт ист апгелауфн».

Ещё Варя учила Прохорову грамоте. Дело продвигалось плохо. Грамота неважно ложилась в мозг взрослого человека. Но, Мария старалась, искренне радовалась успехам и огорчалась неудачам.

А вот фильмотека стала их общей слабостью. В день просматривали минимум два фильма.