Душегуб

Лешие пошли вперёд. Я взял на себя здоровяка, а японка взялась следить за коротышкой.

— Следи за карликом: он тоже мутант, — кивнула напарница на сутулую фигуру, — у него реакция как у чёрта и двигается он очень быстро.

А спустя пару десятков шагов, она прошептала еле слышно:

— Что я на сей раз делаю не так?

— В данном случае всё в полном порядке, — ответил я громче, чем надо. Здоровяк позволил себе глупо рассмеяться.

Глава 12 Лодочная станция

24 октября, 8:15

Винчи

Местным я не понравился: двое попытались меня ограбить, один решил оскорбить, ещё один надменно советовал убираться. Я всего только хотел узнать, как добраться до лодочной станции на Лентаре, а пришлось ломать кости. Боль действует отрезвляюще: последний выблядок показал нужное направление, когда увидел обломок локтевой кости, торчащий из руки.

Все вокруг такие крутые, обосраться просто! Визжат, правда, так же громко и живописно, как и полные ничтожества. Я ломал руки многим, чтобы уверенно заявлять.

Прошли времена, когда твоя крутизна хоть что-то значила. Сейчас даже ребёнок отстрелит тебе член, если позабудешь про скромность.

Наверное, бог всё продумал и послал миру мутантов, чтоб те припугнули заносчивый. Не вышло. Осталось слишком много гадов, которых не жалко топтать лошадьми.

До станции я добрался ранним утром.

На берегу широкой реки притаилось огромное трёхэтажное здание. Соседями ему служат дубы да сосны, ничего людского на расстоянии трёх километров нет. Станция вызывает неприятные чувства: гнилые доски готовы разлететься в труху под порывом ветра, а крыша не обвалилась только потому, что ей лень.

Чёрно-серое нечто с выбитыми окнами, плохо пахнет сыростью и запустением. Сложно представить, чтобы эта громадина была кому-то нужна. Особенно в такой глуши, при учёте, что переправа через реку расположена в десятке километров.

Местные сказали, что лодками пользуются рыбаки. Если судёнышки в схожем состоянии, то я их не понимаю.

Проверка карманов подтвердила, что всё на месте. Я кутаюсь в пальто и двигаюсь в сторону станции. До правосудия над Келлетрифом осталось немного.

Подле двери навалены ящики, в корыте ржавеют звенья цепи. Висит светильник, без лампочки. Я стучусь, и дверь идёт ходуном. Петли выдержали, чего не ожидалось. Прошло какое-то время, но мне не открыли.

Не могу ждать, поэтому переношусь внутрь. Бесцеремонность моих действий оправдывает правильная цель. Я чувствую, что здесь кто-то есть, а это говорит о скором наказании. Для себя я уже решил, что не оставлю мрази жизнь, но и умереть быстро не позволю.

Тишина слишком громкая.

В прихожей меня ждут стеллажи, целый их ряд тянется вплоть до большой двери. На стеллажах стоят приборы, тиски, навалено инструментов на все случаи жизни. Коробки с гвоздями, пахучие масла, смеси, какая-то краска. Это место, как скунс, источает вонь, пытаясь прогнать меня, оно знает, что я опасен.

Как я успел заметить, выход только один, не считая причала, а окон на первом этаже нет. Хочет бежать — пусть ломает ноги. Иду вперёд. Вокруг следы работы, пусть неопрятной, но интенсивной. На одном столе я нахожу раскрытый журнал, выпущенный задолго до Недоброго Утра. Сальные листы повествуют о выходе в продажу нового автомобиля. Солидная машина напомаженного прошлого.

Справа возникает дверь. За ней целый склад досок, старых, как моя рожа. Не оставил их в покое, пока не убедился, что здесь засранец не спрятался.

Дальше всё сплошь безликое, кроме одного стола. На нём полно кровищи, в том числе и свежей, топор, здоровый нож. Не криминал, если довериться ужасной рыбьей вони. Именно здесь обнаружилось много-много свечей.

Посмотрим, что за дверьми: я толкаю тяжёлые створки и оказываюсь на причале. Он расположен прямо в доме, а потолок является ему навесом. Четыре лодки покачиваются на беспокойной реке, одна из них сильно набралась воды из-за дырявых боков. У стены частично свалены, частично развешены снасти. Здесь есть всё от простой удочки до крепкой сети. Запах сырого гниения особенно нестерпим. Две двери: выбираю ближайшую.

Барак, тёмный и мрачный. Кровати в ряд, точнее, их ржавые остовы, похожие на гротескные скелеты геометрически идеальных чудовищ. Стены обклеены всевозможными бумагами, которые при ближайшем рассмотрении оказались газетными листами. Мне на глаза попалась статья о бушующей войне и её маленькой жертве: на фотографии маленькая девочка с большим наростом на лбу, который, подобно хоботу, закрывает левый глаз и свисает до подбородка. На шее ещё нарост, но уже какой-то губчатый, кожа на руках сморщенная, словно обгоревшая. Девочка открыла рот, и её зубы торчат редкими пеньками.

Её звали Мария Клавин, ей всего одиннадцать.

За второй дверью оказалась лестница. Не крутая, но довольно страшная, так как часть ступеней уже порушена. Прочие доверия не внушают.

К счастью, мне не всегда нужно ходить. Я просто задрал голову и переместился наверх. Лестница доходит только до второго этажа. Здесь очередная дверь, с красивой ручкой, выкрашенная белой краской. Внизу почернела от того, что её открывают ногой.