Мы с Юрико поспешили подняться наверх на обдуваемые ветрами улицы. Перебежав дорогу, двинулись в указанном направлении.
Город достаточно хорошо сохранился: крупных завалов не попадалось, остановки, телефонные будки, афиши, витрины нередко оказывались целыми. Автомобили, правда, потрошили без стеснения. Возле одной распластался порушенный скелет. В темноте не разглядишь, чей он.
Обогнули перевёрнутый грузовичок, выезжавший из двора, справа показалась хаотичное нагромождение пластиковых столов и стульев. Как его… летнее кафе.
Максимилиан не оговаривал, что шуметь отныне разрешается, так что двигаться пришлось молча.
Вот лежит поваленный фонарный столб, а под ним — ещё скелет, которому, очевидно, разбило голову. Ноги у бедняги не нашлось — та должна валяться возле логова какой-нибудь дикой собаки. Столько лет прошло, а картины последних минут вот они, почти нетронутые.
Некоторые ветераны рассказывают, что всё продолжалось от трёх до пяти дней. Потом послевоенная агония, растянувшаяся на десятилетия. Теперь возрождение… или кто его знает.
Очень захотелось узнать мнение напарницы на этот счёт, но не судьба. Чувствую, её мысли не окажутся тривиальными, а новая точка зрения подтолкнёт меня к новым идеям. Я много думаю о случившемся, о будущем, но без запалов окружающих всё это выглядит топтанием на месте.
Не вовремя ты расслабился. В месте, где на каждом шагу грозят клыки и пули. В лучшем случае, разумеется. Прошло неприлично много времени, растянувшегося, как резина, прежде чем нам удалось приметить первые огни.
Как же здорово выбраться из того ужасного места, каким стал полицейский участок. Чудище, не человек, мерзкое существо, бестия — я и слова не подберу обозвать это вопящее страшилище. Нет, насколько я её помню, она всю жизнь была чудачкой, но чудачкой вменяемой. При этом даже слухов не ходило, что Алиес — плотоядная мутантка.
Пройтись с Сэмом до Золтана? Да хоть на восток, за Смрадную Черту! Лишь бы убраться подальше от невыносимых воплей!
Зачем к травнику? Ну, раз люди Леквера направились в сторону Сеферана, то погнали лошадей они либо по Северной улице, либо через заброшенную лесную тропу. В первом случае их бы заметил дежурящий на вышке Дасерн и доложил, чего тот не сделал: опытный полицейский ватагу ездоков не оставил бы без внимания. А заповедная тропа пролегает в стороне от людских глаз, зато в паре метров от избушки Золтана.
И тот не прекратит следить за ней из окна — это любимое хобби затворника.
— Ты смогла поспать? — с некой издёвкой спросил Сэм.
— Ага… — как ни в чём ни бывало ответила я.
— Врёшь, небось!
— Конечно вру, Сэм! Алиес ни на минуту не затихала!
Весь участок, да и чего тут сомневаться, вся Центральная площадь успела возненавидеть и Алиес, и Винчи. Лично у меня на первом месте стоит мутантка… Кудрявый однокашник поливал телепорта бранной грязью.
Отсюда и наши лица, как у укуренных алкашей. Парень поминутно зевает, распахивая пасть шире головы, я не перестаю тереть глаза, которые скоро должны пойти кровью.
Мы бы не заметили Елену Воучи, если бы та, перевесившись через забор, не заорала на всю улицу:
— Что у вас за зверь орёт?
Сэм остановился, пошатнулся от усталости, дабы выдать через силу:
— И здесь слышно?
— Нет, — ляпнула толстощёкая баба, — но разговоры уже по всей Гаваре ходят. Признавайтесь, что за чудо такое?
— Но так это разговоры. Выдумывают…
Мы направились дальше, а Елена продолжила бросать в спину:
— И ничего не выдумывают! Разве ж выдумаешь такое? Сам не знает, а начинает тут сказки рассказывать. Сам всё выдумывает.
— Чего эти дурёхи вечно орут? — неслышно для толстухи спросила я.
— Мы можем выстрелить ей в ногу…
— Заткнётся?
— Воучи? — Сэм оценивающе глянул на неё из-за плеча. — Она вряд ли.
Елена осталась ораторствовать у забора надолго, пусть даже вокруг ни единой живой души, Жажда быть услышанным превыше даже здравого смысла, а он не заслуживает подобного.
— В Карнбёрдже люди молчаливее, — само собой сорвалось с губ.
— Ты потому там обосновалась?
— Нет — из-за работы. Собиралась в Усницк, но там совершенно нечего делать. Кстати, ты почему пошёл в полицию?
— Ну, — замялся паренёк, — выбор небогатый: на лесопилку, в охотники, в полицию или идти в Сеферане сгинуть. И как-то всё прочее оказалось не моё.
— А страж порядка…
— Это ответственно и важно. Я чувствую, что гожусь для этого!
— Ладно.
Скажем честно, мне Сэм, при всех его достоинствах, не кажется хорошим полисменом. Но это если сказать честно себе — высказывать товарищу детства было бы жестоко. Рамки нашей жизни узкие, поэтому мы и занимаемся не своими делами. Я, например, лезу в расследование.
Под языком зачесалось:
— Сэм, как думаешь, от меня тут есть польза?
— Ты имеешь в виду…
— Расследование.
Пальцы скрыли в кудрях, скривив рот, он крепко задумался. Я требовательно уставилась на него, не желая отпускать его без ответа.
— Я не знаю… Ну, ты же договорилась с Хароном, — подыскал значимый аргумент Сэм. — Если он закончит ретрансляцию…
— Тим против этого. Так что…
— Ты сделала для дяди, что могла.