Душегубы

Из этого следовало, что на следующий день утром Любе надо было ехать в Сидорове, на станцию, ждать прибытия поезда в 14.20 и отдать железную коробку, упакованную в посылочный ящик, мужику из пятого вагона, который должен спросить: «Не вы клюкву для Егорки передаете?»

Хотя никаких инструкций насчет того, чтоб класть в посылку настоящую клюкву, Люба не получала, она тем не менее решила замаскировать таинственную коробку. Ящик купила тут же, на почте, а три кило клюквы приобрела у тети Кати Корешковой. Коробку, завернутую в старую газету, тайком от бабки положила на дно, выстлала ящик газетами, засыпала клюквой, а потом поскорее, пока тетя Катя нос не сунула, заколотила ящик.

Конечно, ей пришлось на лету сочинить для тети Кати целую мелодраму в духе мексиканских сериалов, рассказать о милой, но несчастной Клаве, ее муже Сергее и их симпатичном сынке Егорке, у которого какая-то непонятная болезнь, а душа клюквы просит. Врать Любаня за последние годы обучилась прекрасно, поэтому доставила старушенции несказанное удовольствие. Почему-то некоторым бабкам ужас как приятно услышать, что кому-то бывает хуже, чем им.

Утречком Люба уселась в рейсовый автобус до Сидорове и теперь дожидалась поезда.

Конечно, поезд опоздал. Но об этом объявили только в 14.30, то есть тогда, когда он должен был уже отправляться из Сидорове. Опоздал он на двадцать пять минут, и среди находившихся на перроне пошли разговоры, что стоянку-де сократят и как успеть влезть в вагон неизвестно.

Тем не менее поезд прибыл, и Люба со своим тяжелым ящиком поспешила к пятому вагону.

— Кто тут с клюквой для Егорки? — зычно рявкнул парень в свитере, стоявший на площадке рядом с проводницей.

— Я, я! — держа ящик под мышкой, замахала рукой Люба. Парень без лишних слов отпихнул пассажиров, уже пытавшихся было сунуться в вагон, и, протолкавшись к Любе, вытянул ее в сторонку.

— Здесь? — спросил он, постучав по крышке ящика.

— Здесь, под клюквой…

— Во нагрузила, чудачка! — усмехнулся парень, оглядываясь назад, где проводница пыталась навести порядок в рядах штурмующих вагон пассажиров. — Теперь вот что. На вот, припрячь…Там написано, как дальше жить. Все! Бывай! — Парень влез в вагон последним, помахал Любе рукой и скрылся в вагоне уже тронувшегося с места поезда.

Записку, которую Любе сунул курьер, она прочла на опустевшем перроне:

«Облцентр, Генералова, 7, ТОО „Командир“. Ждут сегодня в 18.00. От Олега из Москвы».

Из этого следовало, что Любе надо было брать билет на электричку и отправляться в город. У окошка кассы стояла очередь, человек двадцать, станционные часы показывали без пяти три. А электричка ближайшая шла в 15.05. Следующая — только через час. То есть в 16.10. Прибывает в город где-то без двадцати шесть. Как добираться до улицы Генералова, Люба толком не знала, а могло оказаться и так, что доехать туда за двадцать минут не получится.

Поэтому она в очередь вставать не стала, а побежала через пешеходный мостик на третью, дальнюю от вокзала, платформу, где уже стояла, дожидаясь отправления, электричка 15.05.

Народу среди дня было немного. Люба села к окошку. Она не любила ездить без билета, хотя бы потому, что все время ощущала беспокойство. Неловкость перед контролерами, то да се… Документы у нее, правда, были в полном порядке и деньги на штраф имелись, но все равно, она терпеть не могла хоть в чем-то попадаться. Ей до ужаса мерзкими казались все эти служители порядка и хранители закона. Два года тюрьмы такой ее воспитали…

Записочка уже давно была сожжена дотла на зажигалке, и ее содержание теперь существовало только в памяти Любы. Честно говоря, получить ее от курьера, забравшего коробку, она не ожидала. Потому что курьер выполнял задание Равалпинди, а записку ей передали, по-видимому, от лица Олега.

Самое время было припомнить, как ее в этот раз отправили на родину, поразмыслить, приготовиться к возможным неожиданностям…

Не собиралась она в эти чертовы, хотя и родные Марфутки. Конечно, о том, что там лежит коробка, не забывала. Правда, в последние пять с лишним месяцев почти о ней не вспоминала. И уж не думала, что эта самая коробка кому-нибудь в ближайшее время понадобится. Не до того было.

Олег только-только перестал на нее сердиться, простив, вопреки обыкновению, тот прокол, который стоил жизни Соне. Новой напарницы у нее не появилось, каждый раз помогал кто-то другой. А в двухкомнатной квартире на третьем этаже облезлой пятиэтажки, доставшейся ей в наследство от Сони, она чувствовала себя одинокой и заброшенной. Было тоскливое чувство вины перед подругой. Ведь если б она тогда чуть-чуть ловчее сработала, Соня была бы жива. Только тогда пришлось бы помереть ее первой безгрешной любви — Петюнчику Гладышеву. Судьба выбрала. Но вот то, что Соня погибла и этот самый Петечка был тому виной, не переставало мучить. К тому же не смогла Люба похоронить подругу честь по чести. Не являться же в милицию и докладывать, что вместе на дело ходили…