Душегубы

Соня сосредоточила в себе вообще все, что вызывало у Любы интерес к жизни. Была ли для нее тем же Люба, неизвестно, теперь не спросишь. Но Любе хотелось верить в это. Потому что для нее-то точно Соня была и подругой, и сестрой, и матерью. А также, как это ни противоестественно, мужем и любовником. Но иногда, когда той эта последняя роль надоедала, отдавала ее Любе. У Сони вообще была неуемная фантазия, она словно чувствовала, что проживет недолго, и буквально пожирала все острые ощущения и удовольствия, которые могла выудить из океана жизни. И щедро делилась ими с Любой. Как правило, реализация очередной Сониной фантазии требовала от Любы переступить через очередной барьер страха или стыда. Иногда это было нелегко, задуманное казалось либо полным идиотизмом, либо бессмысленной и рискованной шалостью, но, когда все, что придумывала неистощимая Сонина голова, осуществлялось и приносило новые ощущения. Люба была в восторге.

Сумасшедший дом!

А теперь ничего этого не было. Одна. Ни семьи, ни друзей, только знакомые — опасные или безопасные, нужные или ненужные, но никого, хоть частично способного заменить Соню. Соне можно было сказать все что хочешь, вывернуть из души Любое, самое сокровенное, самое святое, самое грязное. Ни одному священнику такой исповеди не дождаться вовек…

В дверь постучали, за окном уже светили фонари.

— Это я, Лида, — донеслось оттуда, — за вами Сыч приехал…

Все. Отдохнула. Надо ехать в Москву, возвращаться в пустую Сонину квартирку, где еще пахнет ее духами, куда, может быть, иногда прилетает ее душа и тревожит тоскующее Любино тело…

ПОМИНКИ

— Господи! Машин-то сколько! И все ненашенские… А народу-то, народу! Это кто ж помер-то, а? — спросила бабка сельского образца у городской старушонки, продававшей перед воротами кладбища иконки, крестики и религиозную литературу.

— Известно, кто — бандит. Простого человека так не хоронят, — понизив голос, произнесла продавщица вечных ценностей.

— Ишь ты… И чего ж, убили его или сам концы отдал?

— Убили. В ресторане бомбой взорвали.

— Ох ты, надо же! Одного или с женой?

— Не знаю, вроде одного.

— Молодой или старый был?

— Молодой, сорока еще не было. Они, бандиты, до старости редко живут.

— И за что ж его так?

— Бог его знает. Они найдут, за что. Тут уж, почитай, десятка два таких лежит. Гробы-то все полированные, резные, с позолотой, с окошками. Каждый по три лимона стоит, а то и по пять.

— Да ну?!

— А памятники, знаешь, какие ставят? У-у! Другому дачу себе на эти деньги не построить. Со статуями, все буквы — чистым золотом сделаны. Мильонов сто, не меньше.

— Во наворовали-то! — позавидовала сельская старуха. — А у меня вон тоже сватья-то померла, так и не хватило на погребение-то. А ведь немолодая .была, семьдесят пятый не дожила, копила все, копила — и шиш! Со всей родни наскребли едва-едва. Зарплаты нет ни у кого, а у ней самой на книжке, значит, сто тыщ всего. Это ж во что деньги-то превратили? Помню, мой-то старый, как привез однажды с шабашки три тыщи, так сразу ж запорожец» купил, а сейчас за билет, чтоб сюда доехать, бeз малого сто выложила…

— Во, смотри, — перебила ее торговка, — эти идут, с похорон. Группа людей, одетых в дорогие пальто и шубы, проследовала от ворот кладбища к трем иномаркам. В центре ее шли двое, остальные сурово поглядывали по сторонам — охраняли.

Те двое, что шли в центре, вместе с двумя охранниками уселись в большой «мерседес-600», остальные — в джипы сопровождения, и машины покатили от кладбища.

— По сто грамм в память о покойном? — предложил Жеке бывший заместитель, а ныне преемник Рублика, известный народу под кличкой Рома, открывая бар.

— Естественно, — вздохнул Жека. Выпили.

— Да будет ему земля пухом… — пожелал Рома.

— Надо надеяться, — пробормотал Жека.

— Не зажимайся, будь проще, — посоветовал Рома, — к тебе у нас претензий нет, к твоим паханам — тоже. Это из другой дыры свищет.

— От Фрола подарок, что ли?

— Обязательно. И даже не от него, а от Степы. Соседняя область рвется с вами напрямую работать. Степа уже несколько раз к вам удочки закидывал, я-то знаю. Но он ломит цену. Пока действовала связка Фрол — Рублик, вам было выгодно. Они Степу хотели дешевкой загнать. Но тот, как видишь, нашел подход. Фрола купил. Рублика урыл…

— Долг Рублика на тебя переходит, учти! — напомнил Жека.

— Здесь проблем не будет. Если договоримся, то те самые сорок восемь коробок, которые зажал Фрол, будут у тебя к вечеру. Забесплатно плюс пеня сто двадцать тысяч баксов плюс семьдесят тысяч лично тебе. За терпение и представительские услуги.

— За какие, интересно знать?

— Да небольшие, в принципе. Доложишь, что с нашей конторой дела не пойдут и надо работать напрямую со Степой.

— Не понял… — удивился Жека. — Ты что, против себя решил играть? Тебя братаны за такие игры на перо не посадят?

— А зачем тебе понимать?

— Объяснять ведь придется. Я ведь тоже могу невзначай на колесо намотаться, если мое начальство подумает, что я эти семьдесят штук от Степы заполучил.

— А ты что, их в налоговую декларацию включишь? Или, может, пиджачок из них пошьешь, чтоб все видели?