Душехранитель

Теперь не изменилось ничего. Женщины не умели читать и писать, им некогда было слушать сказания стариков, им не с чем было сравнивать, и потому они не знали, что сейчас домой приходит все меньше и меньше мужчин-воинов, чем возвращалось их в былые времена. Аулы пустели. Мужчин влекла война, и орлы улетали в стонущий от бесконечных боев Город. Женщины ненавидели врагов со слов мужчин и продолжали рожать, растить, воспитывать, чтобы когда-нибудь дать в руки сына оружие погибшего мужа и проститься — скорее всего, навсегда.

В помощь своим измученным женам мужчинам все чаще приходилось пригонять работников. Так часто бывало и прежде, и это ни у кого не вызывало ни удивления, ни отторжения. Слуги по принуждению, иными словами — рабы — выполняли по хозяйству самую тяжелую работу, с которой самостоятельно женщина справиться не могла никак.

Одним из таких рабов стал и житель Бахчисарая, Роман Комаров, еще ранней весной высаженный из поезда на пути в Грозный. Он давно потерял счет дням, но, когда появлялась возможность оглядеться, подумать и не было сваливающей с ног усталости, понимал, что с момента его пленения прошло уже несколько месяцев…

Рабов этого аула держали в одном хлеву у дома довольно зажиточного сельчанина. Хлев охранялся тремя сменяющими друг друга юнцами и огромной кавказской овчаркой. Никто не разговаривал с пленными, кроме приносящего им поесть деда. Из обрывочных фраз друзей по несчастью, которые попали сюда много раньше Романа, молодой человек узнал, что этот дед — аксакал, самый старый в ауле. Было ему гораздо больше ста лет, и он доводился дедушкой уже немолодому хозяину дома. Комаров поначалу удивлялся, как эти суровые и грубые люди (иначе как бандитами назвать он их не мог) позволяют старику чудачить. Но, постепенно проникнувшись духом этого народа, наслушавшись рассказов полусумасшедшего старца понял: никто не посмел бы сказать слова против любой прихоти аксакала. Он мог делать что ему вздумается, и самое большее, что мог бы сделать более молодой чеченец, это очень вежливо попросить деда быть с рабами начеку. Хотя и это могло бы расцениваться как немыслимая дерзость. Единственно, чего старец не мог сделать — это выпустить рабов на свободу… Соверши он это, парни-охранники тут же загнали бы искалеченных и ослабленных пленников обратно, а то и пристрелили бы тех, кто убежал слишком далеко.

Пользуясь своей относительной вседозволенностью, аксакал в меру своих сил пытался облегчить участь «мальчиков». И удивительны в нем были две вещи. Во-первых, старец прекрасно говорил по-русски. Во-вторых, никогда не делал различий по национальной принадлежности. Временами, глядя на его резкий профиль, когда при тусклом свете лучины стирались ненужные подробности, и проступало главное, Комаров начинал видеть сквозь печати лет совсем иное лицо. Темные впадины глаз, морщины, жидкая седая бороденка, череп, обтянутый дряхлой истончавшей кожей — все таяло, менялось. Молодой, полный сил, черноглазый и чернобровый, с тонким орлиным носом, высокими скулами и взглядом барса, на месте старца сидел сказочный красавец-джигит. Тонкий и гибкий, будто ивовый побег, в черной черкеске, любую минуту готовый как станцевать танец солнца и луны — лезгинку, так и, схватив саблю, взлететь на горячего скакуна — вот кем представал в минуты вдохновенных рассказов о былом безымянный дед. Это были и воспоминания о том, как он юнцом служил при царе, и повествования о революции, о Великой Отечественной, пройденной им от самого ее начала до Великой Победы, о защите столицы нынешней Ичкерии, Грозного, к которому рвались немцы и который тогда уже не был его городом… Были это и старые чеченские и ингушские легенды и притчи, и суры из Корана, который он знал наизусть. Рассказывал дед всегда очень просто, обыденно, без героических преувеличений или цветистых сравнений. Возможно, разум его помутился с годами, но память была трезва, мышцы — крепки, а душа — светла. Он и сам любил приговаривать, что разум (странным словом Хжекхал называл его старец) приходит позже всего, а уходит раньше, что жить надо больше сердцем и душой, которые мирят ум с плотью, жизнью и со всем остальным миром… Роман не понимал этих его слов до того момента, пока однажды, заболев, в полузабытьи не выслушал целиком одну из стариковских легенд.

Аксакал поил его каким-то травяным отваром и говорил, говорил. Говорил много, ни о чем. До тех пор ни о чем, пока молодой человек не начал прислушиваться…