Владимир Иванович задумался. На его веку Управлению, под какой бы аббревиатурой оно ни вершило свои дела в бывшем Союзе и нынешней Российской Федерации, еще не приходилось сталкиваться с подобными эксцессами. Хотя, быть может, Яровой был мало осведомлен: тайн хватало и в их организации. В том же ФСБ частенько посмеивались над ними, «фискалами». Мол, вы — религиозные фанатики, но ваша религия — Государство. Да, Яровой верил в свое государство, верил в органы, хотя и знал, что даже сюда проникла коррупция. Однако сам он считал себя честным служителем, абсолютно четко выточенным и ладно пригнанным винтиком в сложнейшем механизме исполинской машины. В этой машине не было богов. В ней были только шестеренки, винтики, гайки, поршни, валы и прочая «начинка», обеспечивающая бесперебойную работу огромного организма. Этот организм, как и любой другой, хотел жить, а потому нещадно эксплуатировал свои составляющие. Когда одно составляющее выходило из строя, оно легко и просто заменялось другим. Исключений не было. Гениев не было. Простое образовывало сложное. Причина и следствие. Закон вселенной, перенесенный человеком с неба на землю и ныне довлеющий над своим создателем. По терминологии ученых питерской группы «Пастырь», в советские времена занимавшейся разработкой психотронного оружия, — некий «эгрегор». И этот «эгрегор» неустанно следил за тем, чтобы его жизнедеятельности ничто не угрожало. Устранял неполадки.
Яровой прочел документы, оставленные Овчинниковым. Похоже, Владислав Ромальцев не темнил: сведения подтверждались неопровержимыми фактами, о которых доселе не знал и сам Владимир Иванович. Также не исключено, что умозаключения майора о борьбе за власть между Саблиновым и его партнерами были недалеки от истины. Судя по досье, собранному из множества источников, этот Саблинов был завистливым, желчным, довольно злобным субъектом. Как личная жизнь, так и карьера его не сложились, и теперь, к шестидесяти годам, он вполне мог предпринять отчаянную попытку наверстать упущенное. Н-да… Задача…
В первую очередь, конечно — поставить на ноги заслуживающих доверия коллег-сибиряков, чтобы последили за этим ученым-неудачником. С Серапионовым такой номер не пройдет: бывший «гэбэшник» почует слежку за версту и, по меньшей мере, насторожится. Этого пока не нужно. А вот Рушинского «простучать» тоже стоит.
Теперь что касается самой операции. Рапортовать выше, в Москву? Яровой мог сделать и так. И в то же время он имел полномочия действовать по своему усмотрению «на месте». Кто, как не он, лучше всего разбирается в тонкостях ситуации, создавшейся на юго-западе страны? Рапортовать — это подвергать риску благоприятный исход планируемой операции. За себя генерал-лейтенант ручаться мог, но кто поручится за честность вышестоящих? Овчинников явно знал, к кому обращается, когда шел на доклад к Яровому. Когда майор Красов привел Владислава Ромальцева к Овчинникову, он тоже знал, что делает. Все было просчитано. Но кем? Саблиновым? Как-то не вяжется. Такая интрига скорее в духе Константина Серапионова, который знает подноготную служб безопасности и контрразведки, чем несостоявшегося «светила науки» слабака Саблинова…
Яровой налил себе чаю. Тоненькая долька лимона, попав в чашку, мгновенно высветлила насыщенно-красноватую ароматную жидкость, запрыскала маленькими пузырьками. Генерал-лейтенант бросил в чай две ложки сахара и, посомневавшись, все же добавил третью. Ничего. Говорят, хоть поджелудочной и вредит, зато мозгу полезно.