Душехранитель

— Х’унда сацу?! Винтов’к таса! Даувал цигара![66] — скомандовал дед, махнув рукой в сторону леса, за огороды.

Мальчишка выронил оружие, заметался в секундной растерянности и ринулся прочь со двора в указанном стариком направлении.

Аксакал засеменил к воротам хлева, отодвинул засов.

— Еще успеешь, — сказал он вчерашнему пленнику-новичку; тот, как сорвавшийся с цепи волкодав, со всех ног бросился в сторону дома старосты, сопровождаемый настоящим волкодавом Эпцаром. — И вы бегите отсюда. Туда! — обратился дед Махмуд уже к остальным рабам, показывая на огороды, а сам развернулся и ушел в дом своего престарелого внука.

У рабов не было сил бежать. Но страх прибавил им прыти, и они, толкаясь, заспешили вон.

Роман замешкался. Он увидел винтовку Вахи. Пригодится ведь, а никто об этом и не подумал!

Он схватил оружие и ринулся вслед за остальными. И тут с крыши дома напротив спрыгнул мужчина в натянутой на лицо черной шапке с прорезями для глаз…

…«Альфовец» увидел толпу бегущих оборванцев («Рабы!») и уже хотел догонять своих, как тут из ворот выскочил темноволосый бородатый мужчина с винтовкой в руках («Чеченец!»). Боец спецназа не успел рассмотреть одежду этого человека и просто выстрелил ему в лоб. Бородатый упал, «альфовец» побежал дальше.

* * *

Все закончилось через пять минут. Выживших захватили в плен. Двое успели сбежать.

Влад был свидетелем окончания боя. Окончания операции «Захват»…

Закрыв глаза своего друга, он, чуть пошатываясь, оглушенный внезапной тишиной, сопровождаемый поскуливающим Эпцаром, брел обратно, к хлеву рабов. Навстречу ему попадались бойцы «Альфы» и «Вымпела». Ромальцев будто бы и не видел их. Они же кивали, узнавая его. Некоторые задавали вопросы, куда он направляется сейчас, однако молодой человек не отвечал. Разбитые губы слегка двигались, словно он что-то бормотал.

* * *

Старый Махмуд вышел во двор, оперся на клюку и долго смотрел на русского парня, который, встав на колени возле трупа одного из рабов, застыл в неподвижности. Перед смертью Комаров успел закрыть глаза. Он лежал с винтовкой в руке, в нелепой позе, но следов мучений на его лице, обросшем темной бородой, не было…

Аксакал без всякого выражения взирал на Ромальцева, а тот, склоненный к губам мертвого раба, с беззвучным шепотом слегка приотворил рот убитого, коснувшись пальцами его подбородка.

И, плавясь, задрожал, затрепетал воздух между живым и мертвецом. И ощутил старик вначале холод, а затем зной, что охватил его высохшее тело. Как давно все это было!.. А теперь он видит чужой Путь. Похожий на его, Махмуда, собственный, но все же иной, ибо не существует двух одинаковых дорог. «Идущий верной тропой не найдет отпечатков колес»…

Тихо, жалостливо, подвывал свирепый «кавказец» Эпцар…

* * *

…Лик Ра затмили тучи — тучи свистящих стрел. И прежде всех в стан врага врубается колесница Ал-Демифа, заговоренного, неуязвимого. И разит противника рука Ал-Демифа со сверкающим перстнем и обоюдоострым мечом правителя Тепманоры — страны деревьев с белыми стволами.

Сетх обгоняет приемного сына на своем красном коне, знаками показывая оставить в живых сестру, Исет.

Смяты отряды безгрудых амазонок, гибнут гергара, атлантиды, собар и воины Кемета, приверженцы Исет. Мары дерутся отчаянно, много демонов погибло от их кривых мечей, но и девственницы падают замертво со своих коней. Гудит Ростау от злых заклинаний Разрушителя, звенит Ростау от лязга оружия, свистит Ростау от срывающихся с тетивы стрел.

Кривая амазонка повержена, ее воительницы смешались с египтянами, ведет их теперь Исет и военачальники Усира.

Кровь павших заливает пески, души павших заполняют пространство Ростау и еще сражаются, дерутся в немыслимой горячке, в последнем запале боя…

Богиня Исет творит заклинания, творит заклинания бог Сетх. Вот они уже друг против друга. Их кони — братья, рожденные от одной кобылицы в ночь улыбки Хонсу.

А Гелиополь, великий Инну, пристанище справедливых богов Нетеру, по-прежнему далек и недоступен…

Львы и ягуары воинов Исет рвут и терзают львов и ягуаров воинов Сетха. Люди, звери, боги…

Тут Исет вновь воздевает руки к небу, призывает в свидетели их с Сетхом общую мать, Нут.

С двух флангов, пожирая отряды демонов, далеко вторгшихся в ряды армии Исет, врубаются египтяне Хора и египтяне Хентиаменти. Огнем палит Инпу, льдом разит Хор. Они начинают окружать врага, смыкаться у него в тылу, но у того еще есть время для отступления.

Сетх видит перед собою лишь улыбающееся прекрасное лицо по-прежнему недоступной Исет.

И гонит демонов Хор на своем коне, а саблерукие сторонники Инпу — Имахуэманх и Джесертеп — рубят головы отступающим. Творит заклинания Инпу-Хентиаменти, огонь вырывается из очей его. Творит заклинания Хор, и ледяные стрелы падают из его ладоней на армию Сетха.

И сходятся в битве Ал-Демиф и Инпу. Жизнь всегда сводит их, отца и сына, в поединке, но не может поднять Ал-Демиф свой меч на Инпу. Оружие помнит родство лучше, чем помнят родство люди и боги.