И Танрэй, сдержав жгучие слезы, ступила на трап громадного корабля. Ал ждал ее, но не возвращался, чтобы взять под руку: если уж ты начал путь, то не останавливайся и не оглядывайся, иначе прошлое затянет тебя, и будет очень тяжело вырваться из его объятий. В этот момент, на пике своих возможностей, Танрэй ощутила его, прежнего. Такого, о каком иногда, как будто нехотя, рассказывал Паском. И заскучала по нему. Ныне муж ее был иным, как и она сама…
По сходням заклацали когти догоняющего их Ната. Вот кому позволялось все: возвращаться, забегать вперед, бездельничать, шкодить, чудачить… Непосредственный, как ребенок. Зверь.
Коорэалатана, несмотря на то, что была портом, пока избежала войны. Стычки случались на другом конце материка, стремительно «съезжающего» к полюсу. Недаром для отправки Паском избрал именно этот город, недаром отказался от опасного перелета, предпочтя долгий водный путь.
— Не печалься, солнышко, — Ал обнял жену и, зажмурившись, прижался носом к ее меховой шапочке. — Мы ведь едем туда, где нет зимы и войны, а я с тобой. Что еще нам нужно на чужбине?
— Родители, — коротко ответила она.
Престарелые отец и мать Ала, как и родители Танрэй, отказались эмигрировать. Они сказали, что уже стары для подобных переездов, и вздыхали, гадая, как уживутся молодые на новом месте.
Танрэй считала себя не слишком хорошей супругой. В то время как ее сверстницы упорно готовились к замужней жизни и постигали тонкости ведения домашнего хозяйства, Танрэй носилась с мальчишками и младшими девчонками по улицам, а в ответ на замечания взрослых лишь отмахивалась: «Успеется!» Что-то внутри подсказывало ей: «Наслаждайся, пока есть возможность! Потом — не будет! Наслаждайся, дабы тебе впоследствии было о чем вспомнить!» Но в то же время суровые обстоятельства диктовали свои условия. Девушка чувствовала, что сильно отличается от остальных девушек-ори. Легкомысленностью, беззаботностью, веселостью. Хохотушка, с которой любили дружить. Ал неспроста называл ее солнышком: возле нее грелись все, кому не хватало тепла. Но иногда солнышко буянило и выпускало протуберанцы непослушания. Со стороны это смотрелось мило, однако сама Танрэй страдала и укоряла себя: все южанки были сдержанны и серьезны, не чета ей. А она не умела готовить, не любила шить-вязать, не понимала разговоров подруг о тонкостях общения с юношами, ибо все сводилось к одному: выйти замуж и стать благородной Попутчицей благородному супругу. До семнадцати лет Танрэй вообще не думала о любви. Вернее, думала, конечно, но придавала ей совсем иной смысл, нежели предоставляла людям реальность.
Перед ступенью Направления девушка решила, что для «Орисфереро» — школы точных наук — она не годна. И отправилась по духовной стезе, в Новую Волну. Ей нравилось говорить, ей нравилось играть, ей нравилось изучать языки — древние и современные. В нынешней ситуации это было не слишком нужно: меж двумя великими государствами началась война. Танрэй не полагалась на разум в выборе профессии. Она могла бы освоить геометрию, астрономию, физику, химию, но для этого нужно было отключить душу и сердце. Одна мысль о том, что ей пришлось бы работать в этих направлениях, приводила девушку в ужас. Она завяла бы и засохла, а ей хотелось жить. Жить! Ей не нравились книги о жертвующих собой героях — возможно, именно потому, что сама она была способна на отдачу лишь в тех рамках, что уготовила ей Природа. Умереть за кого-то Танрэй не смогла бы ни за что.
На курсах естествознания, которые преподавал ее группе кулаптр Паском, девушка увидела красивого молодого человека, типичного южанина. Он был старше нее на шесть лет и получал, как это принято на Оритане, второе образование. За его плечами было «Орисфереро»: своей первой профессией Ал выбрал астрофизику. Ныне, в Новой Волне, он осваивал историю и геологию.
Между молодыми людьми с первой же встречи вспыхнула искра. Они были одновременно и похожи, и различны. На Оритане выбирали женщины, но в их с Танрэй случае Ал пошел навстречу первым. Через сезон он предложил во всем сомневающейся возлюбленной брак. Танрэй шла, как по протоптанной дорожке. С одной стороны, грезился покой: «Наконец-то я делаю все так, как нужно». С другой — не было чего-то животрепещущего, яркого. Необычного. Смутные
…До тех пор, пока избранник не познакомил ее со своим приятелем, приехавшим из дальних краев. С Тессетеном, угрюмый взгляд которого способен был, казалось, обратить в неподвижный камень даже суетливого мотылька. С косматым, уже не первой молодости и совсем жуткой внешности мужчиной — своим лучшим другом.