Душехранитель

— Ишвар, я скоро приду. Займись покуда новенькими, хорошо? — выглядывая в широкое двустворчатое окно своей спальни, попросила Танрэй.

Ученик слегка поклонился и убежал прочь. В глубине дома тут же раздалось ворчание матери Танрэй, в очередной раз повествующее о том, что уважающая себя оританянка должна, будучи в священном состоянии, любоваться прекрасным, а не проводить время в обществе обезьяннолицых дикарей. Иначе ребенок может родиться ущербным.

Танрэй молча застегнула мягкий золотистый поясок, так замечательно подходивший к ее наряду, потрепала за ухом Ната и выпорхнула на улицу. Сердце женщины колотилось. Она знала только одного человека, который помог бы ей разобраться в той путанице, что владела сейчас ее мыслями.

— Паском, вы можете уделить мне некоторое время?

Старый кулаптр, прищурившись, окинул ее взглядом и впустил в свой кабинет.

Танрэй любила бывать здесь. У Паскома пахло совсем не так, как в обычных кулапториях. Он не пренебрегал отварами, настойками, стеклянные шкафчики были до отказа набиты сушеными лекарственными травами, помогающими при различных хворях. И еще, кроме запаха, здесь царила особая энергетика — спокойствия, уверенности, безмятежности. Когда старый целитель что-либо делал, на это хотелось смотреть и смотреть, не отрываясь, не двигаясь и испытывая невыразимое удовольствие от каждого его жеста. Как с завязанными глазами Танрэй всегда угадала бы присутствие Паскома, так же она узнала бы вслепую и эту комнату…

— Конечно, девочка. Садись. Выпей вот этого.

Она послушно глотнула из фарфоровой кружки, которую кулаптр подвинул к ней — будто ждал, что она придет. Это было вкусно, к тому же легкая тошнота и головокружение, преследовавшие Танрэй по утрам вот уже примерно полцикла Селенио, исчезли, едва она допила отвар.

— Слушаю тебя, сердечко.

Танрэй улыбнулась. Сердечком она мысленно звала не так давно поселившегося в ней малыша. Наверное, с подачи Тессетена, обратившегося к нему, как к Коорэ, что в современном языке означало то же, что в древнеорийском — коэразиоре. То есть «сердце»…

— Вы много рассказывали мне об Але, кулаптр, — прошептала Танрэй, оглядываясь на дверь: она неосознанно желала, чтобы этот разговор произошел лишь между ними двоими. — О прежнем Але. И я всегда забывала вас спросить: он раньше выглядел точно так же, как и сейчас, или по-другому? Это очень важно, Паском, милый! Расскажите.

— Вот что! — старик тихо засмеялся и погладил ее по руке. — Ну, значит, пришло время тебе об этом спросить, а мне — рассказать… Выглядел твой Ал совсем иначе, девочка.

— Опишите мне его! Пожалуйста! Вы же все умеете — так нарисуйте!

— Да зачем же такие сложности? Я ведь не художник, да и времени у нас с тобой немного: меня пациенты ждут, тебя — ученики. Постарайся успокоиться, «причеши» свои мысли.

Танрэй поняла, что он задумал, и приготовилась. Едва она прикрыла глаза, ей показалось, что кулаптр обнял ее. Где-то в голове, на уровне лба, но внутри, вспыхнуло солнышко. Оно покатилось выше, выше, к макушке, вошло в «зенит», нырнуло к затылку…

Женщина вначале ощутила легкую дрожь во всем теле, а потом ощущение плоти растаяло…

…и вновь появилось.

Она стоит на балконе огромного здания-шара, воздвигнутого почти на самой верхушке горы в Эйсетти. Отсюда видно весь город, купающийся в лучах восходящего солнца. «Заря, свет которой…» — начали было шептать ее губы, но тут плечи ощутили нежное прикосновение.

И — снова яркая вспышка, озарение. Обернувшись, Танрэй видит перед собой его. Ала. Длинные пепельно-русые волосы перехвачены на лбу темным ремешком, чудесные темно-серые глаза, верные черты лица. Он совсем непримечателен, этот Ал. Он обычен. Но в глазах его светится Душа. И более не нужно ничего. Ничего.

Танрэй захотелось заплакать по нему, как по утраченному Оритану. И тогда картина померкла.

— Я знала… — со слезами, переполнившими глаза, пробормотала Танрэй, до мелочей вспоминая незнакомца, который увел ее из павильона за несколько минут до катастрофы. Память воскресила и то, что было потом, на берегу Кула-Шри…

— Хочешь, я расскажу тебе одну старую легенду? Уже никто не знает, откуда пришла она… — Паском сел перед нею прямо на стол, взял ее за руки. — И никто не ведает, когда ей суждено умолкнуть. Она об Учителе и Ученике.

— Расскажите… — чуть слышно согласилась женщина, и, сморгнув слезы, подняла зеленовато-янтарные глаза на кулаптра.