Гроссман ощутил всплеск ярости, схватил кресло, с грохотом обрушил его рядом с кроватью, сел и, стараясь понижать голос, прошипел:
— Да? А тебя все это не трогает? Нисколько? Они, по-твоему, должны остаться безнаказанными?! Одна сука убила тестя, вторая… — он метнул взгляд на Ренату и не стал продолжать, хотя девушка и спала.
Саша перевел дух:
— Я никогда прежде не мог по-настоящему поговорить с тобой. Да ты бы меня и не слушал… Ты всегда все делал по-своему. Я подчинюсь, у меня нет выбора, но послушай мой последний довод: не делай того, что собираешься сделать. Есть две химерические идеи: спасения этого мира и мести за что-либо. Любой, кто руководствуется лишь ими, заведомо проигрывает.
— Что предлагаешь ты?
— Андрей приедет за диском. Мы отдадим ему диск, и они оставят нас в покое.
— Странный ты, Шура… Странный… — качнул головой Николай. — Мы уже давно разбежались с Ренкой, но как представлю, что этот ублюдок… — он ругнулся. — А ты? Что, нет?
— Все идет своим чередом, Коля.
Гроссман надолго задумался.
— Нет… — в итоге промолвил он. — Я так не могу! Я после этого перестану уважать себя. И Рената со мной согласна. Она, конечно, поддакивает тебе, но в душе согласна
— В душе? — улыбнулся Саша.
Николай поднялся с кресла, сунул руки в карманы куртки (до сих пор он так и не разделся) и встал у окна. Из их номера открывался вид на Цемесскую бухту, которую подковой окружал Новороссийск. Свинцовое небо молчало. Молчал теперь и Саша. Видимо, хотел ответа.
— Я еще погляжу, что там, на этом ср…м диске, — приподняв бровь, Николай оглянулся через плечо.
Телохранитель слабо вздохнул и уставился в потолок.
Неожиданно в разрыве туч проглянуло солнце, озолотило мерцанием водную гладь. Веселая дорожка покатилась, побежала по морю, запрыгала по причаленным в бухте суденышкам, по крышам портовых построек… Ближе… Ближе…
Робкий скользящий луч прошел сквозь стекло окна, высветил медленно покачивающуюся в воздухе пыль, ласково лизнул рыжие волосы спящей Ренаты, окутал Сашино тело с головы до ног, и Николаю показалось, что телохранитель стал бесплотным, как этот столб света… Нематериальным, неуловимым, исчезающим. Вот он, рядом, его еще можно коснуться. Но глаза его уже гаснут, смотрят в никуда и видят то, что неведомо остальным…
Андрей дождался сводок. Диск в прилежащей округе не обнаружили.
Естественно, после отъезда опергруппы Серапионов осмотрел кусты еще не единожды, но результат был неутешительным.
— Не хотел я этого делать, — покачивая головой, проговорил он и вернулся в свой джип, — видит бог: не хотел… А придется!..
Серапионов злился теперь по-настоящему. На себя, на весь мир. На себя даже больше. Вряд ли кто-либо видел его таким. Менее страшно было бы узреть перед собой разъяренного тигра или льва без клетки. Отец, возможно, и не подозревал, кого взрастил. Хотя, скорее всего, подозревал, а потому и отправил на это
Ох, не хотел этого Андрей! Телохранитель, конечно, сволочь: столько народа у Серапионова перевалил за одно сегодняшнее утро. Но если твои подельники — кретины, то туда им и дорога. Естественный отбор. А вообще парень молодец. Андрей хотел бы видеть такого в своей команде. Он сам уже почти сжился с Сашиным образом…
Вот кого он порвет без сожаления, так это длинного красавчика. Так уж он ему надоел за время короткого знакомства — не вышепчешь!
Но Ренатку-солнце Андрей все-таки решил попытаться сохранить. Если, конечно, полной шизофреничкой не окажется и под пули вслед за мужиками не полезет. Там уж бог ей судья, как говорится…
Придется теперь «просеивать» все попутные города. Впрочем — почему
Ну на хрена, на хрена вы, ребята, подобрали этот поганый диск, спрашивается?! Наверняка дело рук лупоглазого недоноска. Тем двоим было не до ползанья по кустам. Как же вы все усложнили!..
Крымск? Оттуда — прямая дорога на Крым, через переправу Керченского пролива. А там и Одесса, где живет мать Николая, недалече… Сели в Симфи на самолет и… Ну, поглядим. Разберемся. Разнюхаем. Отыщем. Работа такая, ничего личного.