— Ха-ха-ха! — не выдержал — захохотал
Птица парила в небесах, наслаждаясь солнцем, ветром, насквозь пронизывающим ее сущность, и необычайной свободой, которую забываешь в тесных оковах плоти.
Аборигены в священном ужасе падали ниц во всех мирах этой вселенной.
— Жаль, что я все это забуду до поры до времени… — пробормотал Инпу, выбираясь на берег и отряхиваясь.
А рядом осыпался грот.
Инпу вывернулся и стал облизывать горько-соленую мокрую шерсть на боках.
— И куда только вы меня отправили на сей раз… Давай же подеремся, Странник! — воззвал он между делом. — Ну надо же, чтобы местным было о чем поведать в сказках своим отпрыскам! Давай потреплем друг другу холки! Давай, как будто ты — светлое добро, а я — темное зло! Ну же! — и черный волк лизнул свой густошерстый «воротник».
Задор Инпу был заразителен. Замечательный мальчишка! Своей неуемной энергией он способен излечить от самой жестокой печали! А Странник был сейчас почти на пике своих сил, какая тут печаль!
— А давай подеремся! — ответила раззадоренная птица, опустилась на пирс и сложила сверкающие крылья.
Прыжок Инпу был сравним с ударом огромной волны. И вновь по грозной морской ряби прокатился черно-серебристый шар двух энергий.
— Будет тебе! — потрепанный Инпу, рыча, вырвался из клыков серебристого Странника. — Сил своих не меряешь!
— Ого! — тут же, еще не оправившись от полученной трепки, сообразил он, узрев облик напуганной красавицы-аборигенки. — Не уходи, заберешь меня отсюда! Странник! Слышишь? Если заплутаю — укушу!
Обратившись в неотразимого юнца, Инпу легко рванул к берегу.
Странник оставил ему
Андрей лениво снял компресс с усталых глаз и протянул руку к брошенной у ванны трубке. Исполнение главной мечты — спокойно «откиснуть» в горячей ванне с солью и пеной — нарушил своим звонком дорогой батюшка. Молодой человек даже нисколько не сомневался, что это он. И это был именно он.
— Подробней, Андрюша! — попросил Константин Геннадьевич.
Андрей вытащил ступню из пены, положил на край ванны.
— Я оставил часть в Крыму — возможно, найдут. Остальные — в Одессе. Подождут до их приезда к Розе Гроссман…
— Андрюша!
Серапионов представил отца — как тот предупредительно постукивает ладонью по столешнице. Ч-черт! Ни отдыха, ни сна! Только успел приехать!
— Пап! Это единственный выход! Ты хочешь, чтобы я скакал за ними еще неизвестно сколько времени? Мне что, больше нечем заняться?
— Второй диск у них, Андрей! Я ведь попросил тебя, как человека! Что за дела?
— Твои предложения?
— Андрей! Я не помогал тебе во всех твоих начинаниях?
— Помогал, па.
— Тогда откуда такие речи? Ты не желаешь помочь?
— Па, я что, не помог? Я месяц как черт знает что носился по всей России за этими уродами. Я достал диск. Кто знал, что так выйдет?
— Ты
— Ну извини: не посмотрел! — в голосе Андрея появились нотки раздражения.
— Я тебя не узнаю. Что там у тебя происходит?
— Неужели тебе это интересно?
Отец смягчился:
— Ладно. Как дела у Оксаны?
Надо же! О внучке вспомнил!
— Понятия не имею. Я у них еще не был, — холодно ответил Андрей.
— У нее ведь день рождения скоро…
— Скоро. В декабре. И что?
— Хочу прилететь. У меня для нее есть подарок.
Андрей чуть не подавился воздухом. Отец, которому все шесть лет существования Оксанки, было на нее наплевать, вдруг активизировался?! Нонсенс! Решил сыграть в любящего деда? Ну-ну!
— Ну, приезжай…
Они поговорили на бытовые темы. И лишь отключив трубку, Андрей понял, насколько искусно отец умудрился перевести разговор на другую тему. Серапионов-старший всю жизнь умел играть на слабостях своего наследника. А таковые были. И немало. И Андрей не мог их избыть, как ни пытался. Константин Геннадьевич предпочел бы видеть в лице своего сына что-то вроде бездушного биоробота, без привязанностей, привычек и собственного мнения.