Душехранитель

То, что операция более чем серьезна, Хусейн понял уже с того момента, как были произнесены слова «Альфа» и «Вымпел». При этом он узнал, что в этих антитеррористических группах работали и спецназовцы-чеченцы, ингуши, осетины, однако они почти всегда отказывались участвовать в подобных мероприятиях, ссылаясь на риск последующей кровной мести им и их родным, если кому-то станут известны имена. Так было и на этот раз. И потому участие в операции Хусейна, хорошо подготовленного физически, было оправдано: инкогнито, он послужит своеобразным «прикрытием» Ромальцеву и сможет пригодиться, если потребуется переводчик, потому что жители Горной Чечни либо вообще не говорят по-русски, либо говорят очень плохо.

Влад не настаивал, он предложил приятелю право выбора даже после того, как посвятил его в некоторые планы будущей операции. Но Хусейн не отказался, и двойная опасность, о которой упредил друг, не смущала молодого человека нисколько. Дмитрий пообещал организовать эту «командировку» так, чтобы никто ничего не узнал об Усманове и его роли в бенойском деле.

Часть отряда «вымпеловцев» высадила Ромальцева с Усмановым близ того местечка, куда стремился Влад, и отправилась дальше, на север.

В лесу им пришлось немного подраться. Хусейн долго не мог заставить себя ударить друга в лицо. Влад разрешил его сомнения, уповая на рефлексы, напал на приятеля и подставился. Богатырский удар Горца последовал незамедлительно. Глядя на то, как Ромальцев обливается кровью, Хусейн тяжело вздохнул. Зато теперь, с раскровененными губами и в заляпанной одежде лже-пленник выглядел куда убедительнее.

Усманов перевернулся на спину и заложил руки за голову. Через маленькое окошко домика старосты было видно луну. Она была почти полной сегодня. И молодой человек вспомнил рассказ одной воркутинской девчонки, приезжавшей в Грозный на лето. Кажется, звали ее Женя. Хусейн хорошо помнил неправдоподобно белую кожу северянки. Большой компанией они сидели близ ворот дома Жениных бабки и деда, у которых девочка гостила на каникулах. Усманов играл на гитаре и пел: все говорили, что у него очень хороший голос. В один из вечеров, слушая песню приятеля, Женя смотрела на такую же — почти полную — луну и вдруг произнесла: «У ненцев и чукчей об этих пятнах на Луне говорят, что это один брат другого закалывает вилами». Хусейн присмотрелся. И ведь в самом деле: там будто бы кувыркались два человечка, между которыми торчала длинная кривая «палка», воткнувшаяся в нижнего…

— А верхний и правда на чукчу похож… — заметила тогда Незабудка-Ася. — В этой их шубе…

— Кухлянка, — поправила Женя. — У них шубы кухлянками называются. А поверх иногда нарядные камлейки надевают — вот и получается такой балахон, как там, — она указала в небо.

Брат брата вилами закалывает… Надо же такое выдумать… Хусейн улыбнулся.

Цепочка детских воспоминаний удлинялась, «звенья» прирастали друг к другу, потом все спуталось, и Усманов увидел красочный, очень яркий сон…

* * *

— Мне пора идти, Небтет, — Ал-Демиф слегка встряхнул за плечи свою возлюбленную и заглянул в ее глаза.

Жена Сетха, бледнея и холодея, сглатывала слезы. Ей почудилось вдруг, что она видит прекрасное лицо этого юноши последний раз в своей жизни. Ал-Демиф уже менялся, уже напускал на себя обманчивый вид ледяного и беспощадного слуги, главнокомандующего армии демонов. Таким он должен предстать перед своим приемным отцом, полководцем Сетхом.

— Поклянись мне, — Небтет не удержалась — бросилась за ним, схватила за руку покидающего оливковую рощицу Ал-Демифа, — поклянись мне, любимый, что после этого боя отречешься от Сетха и уедешь!

— Ты снова о прежнем… — поморщился молодой воин.

— Ты служишь Смерти. Ты знаешь об этом!

— Мы все служим ей. Бессмертных не существует, Небтет. Каждый наш шаг — это шаг навстречу Смерти.

— Не калечь свою душу, Ал-Демиф. Еще не поздно опомниться и уйти. Я уйду с тобой, если пожелаешь.

Он остановился. На его лице, мужественные черты коего заставляли вожделенно вздыхать многих знатных египтянок, отразилась борьба. Небтет гладила его плечи, укрытые черным плащом.

— Я желаю, — медленно произнес Ал-Демиф и слегка коснулся носом ее щеки — это была их самая нежная ласка. — И клянусь, что если уйдешь ты… уйдешь со мной… то это будет мой последний бой…

— Не говори так, — сердце сестры Исет и Усира больно сжалось от его слов.

Юноша не понял ее страхов. Он улыбнулся:

— Я оставлю армию твоего мужа, если останусь жив. Не ходи за мной, не стоит. Жди моего возвращения в этом саду, Небтет. Да будет благосклонна к тебе Маат.

Небтет смотрела ему вслед, но Ал-Демиф не оглянулся.

* * *

Бережет, бережет сестрица сынков своих незаконнорожденных! Сама, колдовством Нетеру гораздая, себя не пожалела, во главе стана сверкает, солнцеликая, а Хора и Хентиаменти укрыла…

Усмехнулся Сетх, взглянул на молча ждущего приказов воина — своего наследника, лучшего из лучших. Мрачен лик юноши. Не любит он демонов, а возглавлять их армию приходится…