Душенька

Мы вернулись в свой номер далеко за полночь – гуляли по Монмартру, пили из горлышка молодое, пощипывающее язык божоле и жадно, как в первый раз, целовались. А утром нас уже подхватил вихрь светской жизни. Друзья-катафилы оказались... можно было бы сказать «хлебосольными», если бы все французы, в общем, не были бы скуповаты на угощение. На первом же фуршете к вину было подано блюдо с кусочками ветчины... Ровно по числу гостей. Я прыснула, взглянув на обескураженную физиономию Данилы. На другом фуршете, очень шикарном, подали канапе с анчоусами и сырную нарезку. Между тем вина было очень много, и черноглазый художник Жиль Сипрэ, написавший свои фрески на двадцатипятиметровой глубине, употребив сверх меры, схватил меня за грудь. Хорошо, что афрофранцуженка Адель научила меня в свое время нескольким специальным выражениям... Жиль, моментально протрезвев, заявил, что это было совершенно феерично и прекрасно и он слышал такие слова только в детстве от своей бабушки. Лихая была старушка, упокой господь ее душу! А он сражен и навеки останется моим самым преданным поклонником.

Париж был прекрасен. Мир вокруг нас был прекрасен. И мы восхищались им каждый день, каждую минуту!

– Как глупо жить в одной стране! Как глупо купаться в одном море! Довольствоваться одной женщиной! Это все равно что пить всю жизнь один и тот же сорт вина! Надо непрерывно путешествовать, узнавать новое, любить жизнь и пользоваться ее взаимностью, – каждый день повторял Данила. Он уходил все раньше, а возвращался все позже, словно вихрь впечатлений подхватил нас и разносил в разные стороны.

Мне кое-что не нравилось в этом суждении, но я молчала. Я любила его. Я любила его так сильно, что знала – его измена и даже его уход не сделают меня несчастной. В конце концов, мир действительно лежал у наших ног. И Данила подарил мне его. Могла ли я быть несчастной?

Разумеется, я не оставила своих планов. Я навестила отель «Ритц» на Вандомской площади и узнала, когда начинаются занятия в Ritz Escoffier School. Правда, я так и не услышала ничего определенного насчет цены. От неизвестности я стала предполагать худшее. А деньги медленно, но неуклонно таяли. Ведь я тоже не сидела целыми днями в номере! Я открывала для себя Париж запахов и вкусов! Густые, сливочные и гнилостные ароматы сыров перемежались в моем восприятии свежим, йодистым запахом устриц и креветок... Пестрота фруктовых прилавков, нежный вкус мирабели, назойливое благоухание дынь, ежедневная чашечка утреннего кофе в бистро у собора Сакре-Кер... Огромные бельгийские вафли, ломкие, посыпанные сахарной пудрой – я грызла их, стоя в очереди на Эйфелеву башню. Настоящий луковый суп в уютном ресторанчике рядом с Сорбонной, густой и горячий, с сырным гренком сверху... А в ресторане на бульваре Клиши – бургундские улитки с соусом. Даже фастфуд казался мне роскошным, не таким, как повсюду: багеты с козьим сыром, панини с камамбером... А какие еще чудеса остались недоступны мне! Ресторан «Свадьба Жаннетты» в двух шагах от Гранд-опера, обставленный в роскошном стиле Османской империи, куда я осмеливалась только через окошко заглянуть... Ресторан «Прокоп» на бульваре Сен-Жермен – сначала я думала, что он назван в честь нашего соотечественника, но потом выяснилось, что открыл этот старейший в Париже ресторан граф Франческо Прокопио де Колтелли и завещал всегда блюсти в нем самый аристократический дух. А расположенный в центре острова Святого Людовика ресторан «Nos Ancetres les Gaulois», что значило «Наши предки галлы»? Он выдержан в средневековом духе, там играют гитары и тамбурины, там со сцены поют древние баллады и подают еду, приготовленную по старинным рецептам!

– Ты стала совсем парижанкой, Душенька, – удивлялся мне Данила.

– Да, и ты изменился. Не знаю, как мы станем возвращаться домой – я как будто уже дома...

– Ну, до этого еще далеко!

Он был беспечен, как скворец, его не волновали заканчивающиеся деньги, он не думал о будущем. Он обнимал меня, даруя мне удивительную радость, бесконечное наслаждение. Он беспокойно спал, метался, говорил и смеялся во сне. Во сне Данила продолжал жить... Я не могла заснуть, вставала у окна, смотрела на огни, пока не начинало резать глаза. И тогда я тоже засыпала, ощущая только счастье, чистое, незамутненное счастье.

А однажды он ушел и не вернулся.