Меня много утешает ваше мирное согласие, чему я радуюсь как собственному благу; оно много подаст вам силы к вашему подвигу, впредь предлежащему на поприще жизни вашей; вы, кажется, довольно поискусились и узнали, какая тягость происходит от смущения, а что оному причиною? Явно, что самолюбие и гордость, от которых и зависть у А. возмущалась, а у М. рвение воспламенялось (IV, 33, 68).
Сколько ни старались об них, все одно и то же: все правы, нет ни одной виноватой; какому же тут быть миру? О капризах же нечего и говорить: не хотим познавать, что страсти нами господствуют, а думаем — люди виноваты. Горе нам! оставили смиренный путь, а идем гордым, строптивым; за то лишаемся мира и спокойствия (V, 239, 359).
Бога ради, прошу, не допускайте западать искре немирства в сердцах ваших, да не возгорится сильный огонь (III, 149, 273).
…Более всего да не закрадается искра вражды между вами: враг не дремлет, с обеих сторон старается сделать возмущение, а вы низлагайте его самоукорением и объяснением; не без труда же это быть может, ибо враг противляется сему, а когда смирим себя, то после мир обретаем; это вы на опыте дознали (Ш, 150, 274).
Все, все кажется хорошо и приятно подает надежду к успокоению, но иногда бывает тишина морская предвозвестница бури, и если не будет между вами и у вас самоукорения и смирения, то что будет? враг же не дремлет, а будет всеми мерами стараться возмутить вас (III, 284, 506—507).
Ныне только прочитал ваши письма, и скорбно было видеть ваши волнения, кои хотя и прекращались объяснениями, но все видно, что что-то запало между вами неладное. Всякая видит свою правость и обиду от другой: какой же будет тут прочный мир? Ежели бы считали каждая себя последнейшею, то при таком уготованин не мог бы враг успевать насевать плевелы свои посреди вас, а хотя бы и приняли что одна на другую, то объяснением и оное бы потреблялось… О любви же и смирении — сих спасительных средствах — много твердил вам, теперь уже нечего о них поминать, кажется, вы их далеко от себя удаляете, когда закрался залог вражды, так что и после мнимого примирения остается язва; и только стоит коснуться малым приражениям, она паки растравляется. Сохрани, Господи, до чего это вас доведет! Такое попущение последовало с вами, как и с М., за возношение ваше и мнение, что вы мирно живете и лучше других; увлекшись сими помыслами, смотрите, в какую сеть запутались. Пишете обе: «разберите меня, наставьте»; как же разбирать и наставлять, когда много было писано и наставляемо, чтобы принимать с самоукорением, а не с самооправданием, или, по смущении, скорее изгонять сего змия объяснением! (IV, 20, 40).
Вот вам урок не увлекаться в тщеславие и ради Бога творить все: Бог нам заповедал мир и любовь, а враг влагает вражду, подозрение и смущение; заметьте ж, где Божие дело, там мир и спокойствие, а где вражие — прилоги и наущения, и по принятии их что бывает в душе? Какая буря и смущение? Просто ад! В это время был ли у тебя, А., хотя след смирения? А о любви нечего и говорить; мне крепко жаль вас, что так пострадали. Бога ради оставляйте пустые дрязги и подозрения; хоть бы и точно что случилось, то надобно считать оное поводом к любомудрию и научению тому, что мы читаем и поучаемся и даже желаем исполнять, смиряться и любить (IV, 40, 84—85).
Мы, согрешая пред Богом, теряем мир; а покаянием оный возвращается — милосердием Божиим. Подобно лишаемся мира, приемля скорбь и враждуя на людей; а когда самоукорением угасим сей пламень, то водворяется и мир (V, 67,118).
Вот как непрочен мир ваш, и хотя ты пишешь в конце письма, что сердце успокоилось и совершенно умиротворилась к сестре, но пока совершенно не истребится память прежнего друг друга оскорбления и не убиется самолюбие смирением, нельзя надеяться иметь мир (III, 294, 523).
Слава Богу, что вы, по возможности, стараетесь о сохранении мира и любви о Господе; но чем оные, совершаются и укрепляются? Вы довольно это знаете — смирением и самоукорением. Постарайтесь о сем, Господа ради, — умоляю вас. «Собрание смиренных яко же собрание Серафимов», — пишет св. Исаак (II, 11,98).
Все мы несовершенны и находимся в подвиге на духовной брани нашей; а как оную побеждать, учат нас святые отцы: самоукорением и смирением, дондеже достигнем врат любви (II, 71, 97).