Есть так называемые неисповеданные грехи, с которыми многие живут в течение многих лет, а может быть, и всей своей жизни. Хочется иной раз их открыть духовнику, да уж слишком стыдно о них говорить, так и проходит год за годом, а, между тем, они постоянно тяготят душу и готовят ей вечное осуждение. Иные из сих людей бывают счастливы: приходит время, Господь посылает им духовника, отверзает уста и сердца сих нераскаянных грешников, и они исповедывают все свои согрешения. Нарыв, таким образом, прорывается, и сии люди получают духовное облегчение и как бы выздоровление. Однако как надо бояться нераскаянных грехов! Жизнь наша, по апостолу, что пар; сегодня мы живы, а завтра готов нам исход. Куда же мы спрячем свои грехи?
Такой человек не имеет покоя, поскольку загнанное вглубь расстройство не умолкает. Он чувствует в себе беспокойство, не имеет внутреннего мира и тишины. Он живет с непрекращающимся терзанием, мучается и не может понять, в чем причина всего этого, потому что его грехи покрыты сверху, загнаны вглубь. Такой человек не понимает, что страдает оттого, что совершил грех.
Вы не испытываете жажды причащения
Обычную пищу и питие никто не отказывается есть каждый день, а если и не поест – чрезвычайно огорчается. Что же касается не обыкновенного хлеба, но Хлеба жизни, и не обычного питья, но Чаши бессмертия, то мы относимся к ним как к вещи неважной и не абсолютно необходимой… Если же мы будем равнодушны к Приобщению, то как избежим того, чтобы работать страстям?
Не приобщаться этой Таинственной Вечери есть голод и смерть. Она есть сила для души нашей, крепость для сердца, основание упования, надежда, спасение, свет, жизнь. Это Таинство делает для тебя землю небом…
Одна только у нас должна быть скорбь та, что мы не приобщились сей пищи…
Сия трапеза есть та же самая, которую предложил Христос, и ничем не менее той. Нельзя сказать, что ту устрояет Христос, а сию человек, но ту и другую Сам Христос. Сие место есть та самая горница, где Он был с учениками…
Благодать, даруемая приобщением, так велика, что как бы грешен ни был человек, но лишь бы в смиренном сознании великой греховности своей приступит к Господу, искупающему всех нас, хотя бы от головы до ног покрытых язвами грехов, то будет очищаться благодатию Христовой, все более и более светлеет, совсем просветлеет и спасется.
Не по одному только настроению, состоящему в душевном расположении, будет пребывать в нас Христос, как говорит Он (Ин. 6, 56), но и по Причастию, конечно, природному. Как если кто, соединив один воск с другим и расплавив на огне, делает из обоих нечто единое, так через приобщение Тела Христова и Честной Крови Он Сам в нас и мы, со своей стороны, в Нем соединяемся. Ведь иначе было бы невозможно, чтобы подвергшееся тлению стало способным к оживотворению, если бы оно не сочеталось телесно с телом Того, Кто есть жизнь по природе, то есть Единородного.
О чудо! По виду хлеб, а по сущности и по действию – Тело Христово! Само не движется, не ходит и на вид признаков жизни не являет, а принятое внутрь чистым сердцем оживляет мою душу, могущественно и свободно движет ее ко всяким благим помыслам, делает меня кротким, смиренным, любящим, производит чувства радости и умиления, чудно покоит и услаждает.
Но вот спрошу я тебя, человек, чувствуешь ли ты духовную алчбу и жажду вкушать жизненный, сверхъестественный колос и зерно двурасленное, естественно-жизненное, – Плоть и Кровь Христа Жизнодавца, истинного Небесного Хлеба, дающего жизнь миру? Если не чувствуешь этого спасительного глада, то, значит, ты духовно мертв. Человек, начинающий выздоравливать или здоровый, естественно чувствует голод и жажду. Сколько же этих мертвецов в России, в Православной Церкви, не чувствующих этой спасительной жажды?