Души сокровищницы двери

Стихи лились во все века, рекой.
О счастье и юдоли, роковой.

Не раз воспеты жизни переливы,

Старуха-смерть, с корявою клюкой…

Любви воспеты оды и презренью.

Пролиты слёзы, с каждою строкой.

И всё же, вновь решусь замолвить слово

О той, что мне дарована судьбой.

О той, что мрак развеяла, кромешный.

Рукою нежной, ласковой, родной.

И сердце, мхом заросшее и камнем,

Отчистила слезинкою одной.

Цени, Джамаль, дарованное Небом.

И милость, высочайшую, воспой!

Печаль

В твоих словах почудилась мне лёгкая печаль.
Прочесть я тщетно силился твоей души скрижаль.

Что гложет сердце доброе? Поделись, коль можешь.

Коль я тому причиною невольно стал – мне жаль.

От века нам сопутствуют удача и огрехи.

Тропа судьбы обманчива и вьётся, как спираль.

Сегодня ты кручинишься, в раздумиях. А завтра,

Озарится радостью души твоей сераль[3].

Но что бы ни случилося, хочу я, чтоб ты знала:

С душою распростёртою, был искренен Джамаль.

Моя «Лейли»

Я, преисполнен мрачных дум,
Сижу сегодня, как Меджнун[4]

,

Истосковавшись по «Лейли».

(Они друг друга не нашли).

Он был судьбою обречён.

И луноликою пленён.

Покинув в горе белый свет,

Поэтом был Меджнун воспет.

О, если б жив был Низами!..

Воспел бы он мою «Лейли».

Преданность

Я брёл к подножию скалы,
Где сплошь терновника кусты.
Степенно в думы погружаясь.
Внимая шелесту листвы.

Услышал шорох впереди.

Шепнуло сердце: подойди.
Я подошёл… О, Боже правый!..
И сердце ёкнуло в груди.

Под засыхающим кустом

Орёл, со сломанным крылом.
И криком душу разрывая,
Парит орлица над орлом.

И лик Земли покрыла ночь.

Но нет, не улетела прочь.
Накрыв крылом, уселась рядом,
Хоть не могла ничем помочь.

Милей гнезда любезный друг.

Ей сладок с ним и ада круг.
И зной разделит с ним и вьюгу…
О, счастье – преданный супруг!

Желанная весна