Атаку мы в итоге отбили, ожидаемых «абрамсов» так и не появилось, и не последнюю роль здесь сыграли подоспевшие подкрепления соседей. Хотя и не сказать, чтобы мощные подкрепления. Однако блиц-крига у юэс-генерала уже не получилось, а значит, он проиграл. Танки на войну не явились, моральный дух американской армии в этом регионе упал на тридцать два пункта, Бринберг, наверное, кого-то избил в штабе.
Стоит ли упоминать, что после такой нежданной победы авторитет пса сравнялся с авторитетом комполка? На восстановленных позициях второй роты появилась еще одна сирена, но уже электрическая. Ее задачей было оповещать тылы об угрозе, так как не все могли слышать самого Бижка.
Еще довольно долгое время наш полк был под прикрытием сторожевого пса. Но всему приходит конец, а на войне этот конец, порой, прилетает просто мгновенно. Я тогда ушел со своим отделением на спецзадание по сопровождению груза глубоко в тыл, а вот вернуться мне уже не довелось, так как некуда было возвращаться. Немногочисленные сведения говорили о том, что полк был выжжен подчистую, причем враг бесновался почти весь световой день, нанося удар за ударом артиллерией и авиацией. Много тротила положил он, много «железных птиц» отдал в жертву, но своего таки добился. Полк был уничтожен полностью – спаслось лишь несколько бедолаг, которые каким-то чудом выжили в этом чистилище.
– Вот так вот, солдатики, – закончил свою историю Карпатский. – Много позднее я узнал и судьбу Бижка – его к тому времени знал едва ли не весь фронт. Он умер на посту. Слыла легенда, что, когда ракеты уже летели к земле, он присел на задние лапы, поднял передние к небу и пронзительно завыл… нет, не завыл, а запел… Запел свою последнюю Песнь. Тогда все поняли, что пришла пора умирать – Бижка к тому времени вообще понимали с полузвука. И, говорят, тогда встали все. И смотрели в небо, которое сегодня дарило им избавление. Никто не побежал, не спрятался, не скрылся, а только каждый крепче сжимал в руках свое оружие, чтобы с ним войти в чертоги с валькириями, предназначенных только настоящим воинам. Каждый. Никто не шевельнулся – ни командиры, ни солдаты, ни повара, ни шофера, ни смутьяны, ни даже трусы. Нельзя было трусить. И всех их вместе смело огромным валом… Вместе. Именно вместе… Да… Намного позднее я узнал судьбу Бижка – его к тому времени знал едва ли не весь фронт. Кроме самого его имени.
Фронт теперь знал этого пса под именем Божок…
Бойкие бои
– Помнится, я рассказывал тебе о страхе. Думаю, теперь будет уместно рассказать о бое.
Бой для солдата каждый раз разный. И для каждого солдата один и тот же бой – разный. Для одного он – непреодолимое препятствие, для другого – кара небесная, для третьего – возможность отомстить. Для меня он был испытанием. Всегда. Без исключений. Ну, или работой…
Было ли это маленькое столкновение или полномасштабная мясорубка с целью прорыва на огромной территории – неважно. Начало любого боя всегда одинаково – ступор и молитва. И страх. Самый страшный бой – тот, что перед боем. Бой сам с собой, бой за самого себя. От исхода того сражения зависит, в какую сторону ты побежишь после сигнала к атаке.
Я сам всегда выигрывал этот бой. Но, поверь, цена каждой победы была весьма высока! И я не буду вспоминать те случаи, когда я непозволительно долго оставался в окопе вместо рывка навстречу смерти. Смерть ждала меня и в том самом окопе, только с тем отличием, что ее принесут мне свои же, специально обученные люди.
Однако если ты уже побежал на ватных ногах вперед, навстречу врагу, то сковывающий тебя ужас отступает. Ты уже победил, он уже проиграл. Он уже не нужен, поэтому бежать вперед всё легче и легче. А ужас, так как он всегда тяжелый и липкий, неизменно отстает. Хотя все равно страшно, и ты каждую секунду ожидаешь схватить своими потрохами разъяренное железо. И тявкающий позади ужас постоянно напоминает тебе об этом. Тем не менее, ты уже не во власти его. Поэтому в бою бояться легче.
Вокруг тебя бегут такие же, которые боятся, но бегут. Бегут и трусы, которые сделали ставку в этой гонке и ждут лишь того момента, когда шарик остановится. На красном… или на черном. Трус отличается от меня тем, что он постоянно кормит тот ужас, который его стремится покинуть. И ужас соглашается составить компанию бедолаге еще на несколько минут. Трус почему-то считает, что страх – его единственная сильная сторона. Но это не так.
Солдат всегда знает, что самое болезненное место в его теле – живот. Поэтому ты никогда не увидишь атакующего бойца, постоянно прикрывающим свои голову или грудь. Солдат всегда прикрывает живот, и лишь в редких случаях, когда неподалеку вонзается разрывной снаряд, бегущий человек с ружьем на короткое время вскидывает руки, чтобы затем тут же вернуть их поближе к причиндалам. Потому что причиндалы важны не меньше.
– Литвин, что эт ты всю «стометровку» лопотал там на своем старолитовском?