Читаем Душистый аир полностью

Душистый аир

Кажется, Рамунас едва успел забыться сном, как в дверях уже со скрипом поворачивается ключ и в сумрак сарая врывается яркий сноп света.

— Вставай! — окликнул его Шпокас с порога и тихо добавил: — Тебя, сволочи, требуют. Ты не думай, я тут ни при чем. Сами учуяли. Или ты проболтался кому?

Рамунас не удивился, что во дворе немцы. Он вытер ладонью лицо, одернул рубашку и вышел за дверь. У сарая лежал Мяшкис. Он радостно взвизгнул и кинулся к мальчику, норовя лизнуть его в лицо. Рамунас подошел к колодцу и стал раскручивать цепь. Никогда еще ворот не казался ему таким тяжелым. Мальчик с трудом вытащил ведро, поставил на землю и присел на корточки.

Немцы молча, даже удивленно смотрели, как мальчик пьет. Вода лилась через край, на траву, стекала по шее Рамунаса. Высокий немец в черных очках подошел к нему и сапогом пнул ведро. Оно покатилось по траве, ударилось о сруб колодца. Рамунас устремил взгляд на солдат — чего им надобно от него, почему не дают напиться?

Длинный что-то сказал старосте, а тот повернулся к Шпокасу:

— Быстрей!

— Слышь, Рамунас, они спрашивают, куда ты спрятал этого русского, — обратился Шпокас к мальчику. — Говори правду, не выкручивайся, они шутить не любят.

Рамунас отвернулся. Он увидел, как из дома вышел заспанный Миндаугас и встал на пороге.

— Отвечай! — нахмурился староста.

Длинный подошел к мальчику и двумя пальцами приподнял его подбородок. Офицер улыбнулся, заглянул в глаза Рамунасу и внезапно наотмашь ударил его по лицу.

— Это для начала, — перевел староста слова фашиста.

— Теперь говори — помогал русскому? Носил еду? Рамунас облизнул разбитую в кровь губу.

— Отвечай!

«Успел ли Сигитас? Не побоялся ли?.. Один, ночью…» Рамунас старался не слушать, о чем спрашивают. Он смотрел на Мяшкиса и мучительно думал об одном — удалось ли Сигитасу найти его отца, спасен ли раненый летчик?

— Отвечай!

Рамунас молчал.

Рамунаса бьют, пинают сапогами. Он упал и даже не силился встать. Словно сквозь туман видит он свою мать — измученную, со слезами в глазах. «Не плачь, мама, — шепчут окровавленные губы мальчика. — Я вырасту и буду моряком. Я привезу тебе… Всего привезу… Лекарств и… и… Мама…»

— Говори! Говори!

— Что ты наделал! — подбежала хозяйка к насупленному Шпокасу. Она схватила его за плечо. — Донес?!

— Ш-ш, ты… — шикнул на нее Шпокас и оттолкнул прочь. — Ступай в избу. Да Миндаугаса уведи.

— Что ты наделал!

Миндаугас подбоченился. В избу? Вот еще! Он закатал рукава выше локтя, пятерней пригладил волосы набок и воинственно встал в дверях.

Немцы о чем-то заспорили между собой. На короткое время Рамунасу показалось, что они забыли о нем. Он сел на траву, уткнулся лицом в колени. Рядом тихо скулил Мяшкис.

— Куда убежал русский? Кто ему помог? — донесся до Рамунаса раздраженный голос.

Вот оно что! Неужели? Мальчик поднял голову и взглянул на старосту: верить или не верить этим словам?

— Убежал? — переспросил он.

— Русского не удалось найти. Там пусто, где он прятался. Где он? Кому ты сообщил?

Лицо мальчика расцвело улыбкой. Не нашли! Эх, молодец Сигитас! А он-то сомневался… Сигитас, друг!..

— Смеется! — рявкнул длинный.

Снова удары посыпались на мальчика.

Рамунас молчал. Он уткнулся лицом в землю, плотно зажмурил глаза и кусал губы, чтобы не закричать.

— Да хватит, пожалуй, проучили уж мальчонку, — стал уговаривать немцев Шпокас, но никто не обращал на него внимания. — Коней мне верните. Битте, цвай пферд.

— Коней? — захохотал староста. — Догоняй — все равно не догонишь.

— Ты же обещал.

— Мало ли чего…

Один из солдат поднял Рамунаса с земли. Мальчик не в силах стоять, и солдат хватает его под мышки, волочит, как мешок.

Солнце еще не поднялось высоко. Небо ясное и очень чистое, лишь по краям толпятся мелкие облачка. В ветвях лип гудят пчелы, пахнет медом. Рамунас вдыхает свежий утренний воздух. Он чувствует себя крепче. Сам становится на ноги и идет мимо гумна. Это его привычная дорога на пастбище.

— Куда его повели? — вскинулась хозяйка. — Что с ним сделают?

— Будьте людьми, оставьте пастуха, — промямлил Шпокас вслед немцам. — Битте, пастуха мне… Кто скотину пасти станет? Не надо капут. Такой пастух…

Никто на него даже не взглянул, никто не ответил.

Тогда раздался страшный вопль хозяйки:

— Иуда ты! Младенца продал… Иуда!

На лугу они остановились. Солдаты отступили на несколько шагов назад, а длинный достал пистолет. Прицелился и дважды выстрелил.

Мальчик весь напрягся — кажется, вот-вот он пустится бегом, словно с горки за скотиной. И звонко запоет:

Белый парус реет,Расступитесь…

Эхо от выстрелов тонет далеко в бору.

Тишина. Удаляются шаги, затихают, замирают голоса. Там, под липами, исступленно рыдает женщина.

Рамунас лежит на траве.

Небо чисто, ни единого облака. А с востока доносится мощный рокот. Нет, это не гром…