Душка

«Понимаешь, Оленька, я потом тебе смогу это объяснить, но это уже не мой дом. Эту квартиру я юридически, то есть по закону переписал на… твою маму. Теперь хозяйка этой квартиры ты, но я… как бы тебе это сказать? Я не могу в ней не то, что жить, но даже находиться. Ни по закону, ни по совести», — путаясь мыслями, сказал Евгений.

«Ясно. А где эта твоя мымра?»— с резкими нотами раздражения спросила дочь.

«Это кто тебя такому слову научил?»

«В сети прочла».

«Отцу грубить и незнакомых тебе людей плохими словами называть тоже в этой сети написано?»

«Так где она?»

«Она сейчас… У свой матери. Мы договорились, что пока поживём отдельно. Пока ты привыкнешь к новому месту. Пока я немного привыкну …»

«А я не собираюсь ни к чему привыкать. К ней. И к тебе тоже. Тебе надо было, чтоб я жила здесь. Оки. Поживём. А там посмотрим».

«На что ты будешь смотреть, Оленька? Это твой дом. Расслабься, включи телек, вон, компьютер я тебе в спальне приготовил. Вот ванна, в холодильнике шоколадка есть. Хочешь шоколад с чаем? Ты всегда любила…»

«Купить меня решил за шоколадку? Хочешь, чтоб я забыла предательство? Думаешь, что я маленькая и ничего не понимаю?»

Громко топая по давно не знавшим ремонта буковым половицам паркета, Оля прошла в спальню, сдвинула брови, и села в глубокое бархатное кресло. Боясь приблизиться к дочери ближе, Евгений глазами обласкал её собранные в косичку тонкие чёрные волосы, уставшие от слёз набухшие светлые глаза, маленькие дрожащие губы.

«Конечно, все эти взрослые игры изрядно истрепали её нервную систему. Ей нужно время на восстановление, нужен отдых от всего, что навалилось за последний год», — подумал Евгений, успокаивая сам себя.

Медленно потекли новые дни бытия маленькой семьи Васильевых, но отношения между отцом и дочерью не налаживались. Евгений Борисович общался со школьным психологом, привозил домой известную в городе специалистку по немедицинской психотерапии. Устраивали игровые сеансы, нацеленные на преодоление детской психологической травмы. Но и это не помогало.

«Вы знаете, в психотерапии должно быть обоюдное желание убрать проблему. У Оли всё очень сложно: чем больше ты оперируешь с ней, тем сильнее её внутренне сопротивление любым действиям со стороны взрослых, — с печалью резюмировала специалистка. — Это работа, Евгений Борисович, большая работа. На годы. Запаситесь терпением. Увлекайте её чем-то что ли, переключите на тему, которая ей будет интересна».

Оля четыре года ходила в музыкальную школу по классу скрипки. Евгению нравилось это занятие, но, исходя из отцовского и собственного неудавшегося опыта, считал его в жизни бесперспективным. Как детское увлечение — куда ни шло, но как будущая профессия… Для этого надо было родиться как минимум где-то в Москве или Питере, учиться у ведущих мастеров страны, вертеться на крупных музыкальных фестивалях, участвуя в мастер-классах и прочих творческих мастерских с участием виртуозов. А потом закончить консерваторию, получить место в каком-нибудь симфоническом оркестре, народном ансамбле или профессиональном этно- коллективе. Нет, лишённая высокой культуры провинция подразумевает иные профессии, те, которые будут кормить здесь, на месте.

Однажды за ужином, пользуясь лёгкой оттепелью в настроении, Евгений спросил Оленьку: «Дочь, а кем ты мечтаешь в жизни стать? Только честно. Где ты себя видишь, кем представляешь? Может, моделью там или дизайнером одежды?»

Оля задумалась. Потом, надув щёки и саркастически улыбнувшись сказала: «Еще чего! Модели все эти дуры набитые. Пока молодые, кому-то нужны, а чуть форму утратили, если не фартонуло за крутого папика замуж выскочить, идут в порнухе сниматься. Ничего привлекательного в этом не вижу. А тебя на моделей потянуло, да? Так что ж твоя-то так долго не приходит? Денег нет? Или меня боится? Правильно, пусть боится. Не думай, я не только тебя ненавижу, но и её тоже. Не появилась бы она, и мама была жива».

«Оля, как ты можешь такое говорить?», — вспыхнул Евгений.

«А что такого? Она ж модель, ноги от ушей, волосы ниже попы. А для меня это зашквар. Я хочу быть музыкантом, скрипачкой. Тоже на сцене выступать, в студии работать, блог открыть, клипы писать, до самой старости, кстати, можно. Но без вот этого, без … В общем ты понял…Мне бы только скрипку хорошую, а не эту раздолбайку лажающую — ни настроить нормально, ни шестнадцатые сыграть, пальцы заплетаются от усталости…»

В этом момент Евгений Борисович вдруг вспомнил о хранящейся на чердаке отцовской дачи старой растрескавшейся скрипке. Точно! Сам ведь её туда отправил, когда делал ремонт в родительской квартире. А потом запамятовал. Оленька тогда ещё была маленькой. Посчитал скрипку ненужным хламом, занимающим место. А вскоре купил другую, китайскую, новую и красивую. «Раздолбайку лажающую».