Душные бандиты

— Ох… Ну и мастерица вы выкручиваться… От вас, уважаемая, от вас!

— Что-то не припоминаю… — наморщила лоб Мария Даниловна.

— Ничего, я помогу! Когда вы у себя в коридоре от газа сникли, по стеночке вниз сползли… Я, когда обезвредил уже всю банду, обратил внимание, что карман вашего платья как-то подозрительно оттопырен… А у меня на такое глаз наметан…

— Что? То есть вы меня обыскали? — подняла брови Мария Даниловна.

— Не вас, а только один ваш карман!

— Оч-чень интересно! — вспыхнула она. — А куда, подскажите, уж не сочтите за труд, я могу на вас жаловаться? Между прочим… Понятых, как я понимаю, при этом не было? Ага! А известно ли вам, что улики, полученные незаконным путем, не являются доказательствами! Что, съели?

— Не-а, — хрустя яблоком, помотал головой Петруха. — А вам, любезная, известно ли, что вы мне сейчас процитировали?

— М-м-м… — задумалась пожилая женщина. — А, кажется, «Рекламу-Шанс»!

— Вполне возможно, не буду спорить… А изначально эта фраза — из законодательств некоторых буржуазных стран! Так-то! Мы-то с вами — пока еще в стране Советов, как бы она теперь ни называлась! Позволю себе, как мне кажется, к месту, привести двустишие поэта Вишневского… Он чудак тот еще, но некоторые мысли довольно любопытны… Вот послушайте, где мы!

Мы в глубокой… хм, ну и так понятно…

Оставайтесь с нами!

Алексеев смущенно замолк, прикидывая, не переборщил ли он, оскорбляя нежные ушки изящной дамы. Та же, вымученно улыбнувшись, выдавила:

— Поэт, говорите? Ха! А вы меня все Буниным попрекали! Да знаете ли вы, что если убрать Бунина из русской литературы, то она оскудеет, обеднеет… Ну и так далее…

— Знаю, — кивнул опер. — Это Горький так считал. Вот так и произошло… Бунина сейчас никто не читает…

— Я читаю! — вступилась за честь Ивана Алексеевича женщина.

— Похвально. Так что там у нас насчет пистолета?

— Да, верно! Когда вы мне его вернете? Времена-то опасные… Раз уж вы темните насчет баллончика… Придется самой на мафиозные структуры выходить… Я его приобрести твердо решила!

— Всё. Или говорите, откуда у вас оружие, или… — Опер многозначительно замолк, рассчитывая произвести эффект одним этим «или», предлагая собеседнице самой представить свою последующую горькую участь.

— Ну да, — скептически произнесла она. — Сейчас вы заявите, что из него покончил самоубийством Адольф Гитлер или пули из него нашли в теле этого, чилийского, Сальвадора… как его? Дали, что ли? Ну которого Пиночет сменил?

— Альенде! Сальвадора Альенде! — выкрикнул Алексеев. — Нет, а что, вы думаете, могло такое быть? Я его еще не проверял, но раз уж вы настаиваете…

— Нет, нет, что вы! — испуганно замахала руками пенсионерка Сухова. — Не надо проверять! Потому что…

— Ну что «потому что»? — победно наседая на нее собеседник.

— Потому что я из него никогда не стреляла! У меня к нему и патронов-то нету!

— А кто стрелял?

— Если и стрелял, то все равно его нет уже с нами…

— Кого — нет?

— Да того, кто мне этот несчастный пистолет подарил!

— Ну наконец-то! Подарил, выходит! — облегченно вздохнул Алексеев. — Кто? Имя, фамилия…

— Нет, не буду капать на кристально честного человека… Тем более что все равно, как я уже сказала, он умер… Но я знаю, что привез он его из Берлина, как раз после войны…

— Интересно… — протянул Петруха. — Выходит, что ваша бредовая мысль о Гитлере не так уж невероятна…

— Да полно вам! Это был совершенно безобидный, хороший человек! И главное, отличный работник! Главный инженер завода! Не что-то там вам! Вот!

— Ладно, — кивнул Петруха. — Всё, что надо, легко проверить. Можете и дальше запираться сколько хотите. Но если пистолет действительно где-то засветился… Не позавидую я вам…

— Будем надеяться, что нет!

— Ну хорошо… — миролюбиво подытожил Петруха. — Сегодня что у нас? Четверг, девятнадцатое? Завтра мне к врачу… Больничный закрывать… Вот и отдохнул… Дурак! Думал, отлежусь, отосплюсь на больничном… А все из-за вас! Всю неделю…

— Раскрывали и раскрывали! — напомнила Мария Даниловна.

— Ну, нет худа без добра. Хорошо. Отдыхайте, приходите в себя… Все-таки совковые больницы…

— И не говорите! Даром лечиться — лечиться даром! — согласилась Мария Даниловна.

— В общем, я пойду, — сказал Алексеев и направился к двери. Вслед ему Мария Даниловна быстро выкрикнула:

— Цетэрум цензэо Картагинэм дэлендам эссэ!

— Чего-чего? — помотал головой Петруха. — При чем здесь Карфаген?

— Не знаю, — пожала плечами Сухова. — Просто в остальном я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен! Ну, помните этого римского сенатора, Катона Старшего…

— Я его уже не застал… — буркнул опер.

— Он же все свои речи, ну на любую тему, неизменно заканчивал призывом к войне с Карфагеном! Вот я и подумала — актуально, насущно… Вы же постоянно с кем-то ведете незримый бой.

— Логично… — на выходе произнес Петруха и поспешил унести ноги из квартиры словоохотливой Марии Даниловны.

Пенсионерка Сухова и пенсионер Эрте мирно попивали чаёк. Мария Даниловна нанесла визит своему почтенному приятелю, в очередной раз за это время съездившему и вернувшемуся из деревни.