Два билета из декрета

- Твою ж мать! - чуть не задохнулась я. - Я и так стараюсь. Каждый чертов день я стараюсь, или ты не замечаешь?! Работа, дом, уроки с Мишкой, прогулки с Варей, поделки эти всратые, или ты думаешь, у нас сын так уникально пользуется клеем ПВА? Нет, милый, открою секрет, все это делают родители. Готовлю есть, прибираю дом, ублажаю тебя, мило щебечу с твоей мамой и улыбаюсь круглосуточно! У меня уже щеки болят так сильно улыбаться! Я устала, понимаешь?! - в конце я уже перешла на крик, хотя до последнего пыталась сдержать себя.

Олег скривился, как будто стоял перед стеклом террариума и наблюдал за вошканьем омерзительного паука. Никогда раньше я не видела, чтобы он на меня так смотрел. И от этого взгляда хотелось выть.

- Наш спор не имеет смысла. Я скажу, что ты заболела. Можешь ложиться спать, ты же так устала.

Я даже не вздрогнула, когда за ним захлопнулась дверь. На это просто не было сил. Сидя посреди комнаты, как принцесса на сотне матрасов, я думала, что же делать дальше. Наверное, сначала лучше убрать обратно вещи, запихнуть их в распотрошенный мною шкаф. Взяв в руки новую, купленную сегодня блузу из вискозы, я брезгливо отбросила тряпку в сторону. Теперь она и мне казалась максимально несуразной. Некрасивой и несексуальной, как и все, что я когда-либо носила. В глазах щипало, но слез почему-то не было, только недоумение. Еще час назад я предвкушала вкусный ужин, интересную беседу и секс не в спальне, а где-нибудь, да черт, уже не важно где. Единственная оргия, которая сейчас мне грозила – это генеральная уборка, чтобы выпустить пар и разгрести последствия хаоса.

Олег не отвечал на телефон: либо он выключил звук, либо забыл его где-то в такси. После ссор он бывал особенно рассеян.

Я брела по коридору, равнодушно отмечая, что еще мне нужно сегодня сделать, буду ли я мыть полы, надо ли загрузить стирку. Сотня мелких бытовых дел, чтобы забить голову и ни о чем не думать. Зайдя в ванную, скривилась, как от лекарства, до того мне было противно свое отражение. Дурацкие кудри, на которые я убила столько времени, сейчас смотрелись особенно нелепо. Как и макияж. Некрасивый, уродующий меня, без слов рассказывающий всем, до чего сильно я старалась, раз уж достала свою алую помаду. Все это нужно было немедленно смыть. Я включила воду и резко одернула руку: по сложившейся традиции она была нечеловечески горячей. Женщина из отражения тут же моргнула черными, как у панды, глазами. Странно, почему потекла тушь, я ведь не плакала. Внимательно, словно извне, я всматривалась в зеркало и не могла понять, действительно ли это я. Какая все-таки нелепая помада. Я нанесла на ладонь пенку для умывания, она была мягкой и пористой, как облако, и так же легко сочилась через пальцы, если сжать ладонь в кулак. Была пенка. А через секунду исчезла.

Опершись руками о раковину, я подалась вперед, чтобы лучше разглядеть себя в зеркале. Неужели я действительно так сильно раздражала? Неужели была настолько некрасивой, что Олег не мог принять меня без этих нелепых секс-костюмов и обтягивающих шмоток? Что-то сверху гулко упало на пол. Соседи с десятого этажа начали выяснять отношения, и я могла разобрать каждое сказанное ими слово. Вторая особенность наших домов – тонкие, как бумага, стены. Сейчас я слышу, как ругаются они. Десятью минутами ранее они слышали крики из нашей спальни. Мои крики.

Я провела ладонью по губам, алый след помады потянулся по щеке до самого уха, короткий штрих другой рукой – и получился уродливый, растянутый в улыбке Гуинплена, рот. Очаровательно. Красный, распухший нос, черные круги вокруг глаз и клоунский оскал. Вот я кто – клоун! Стараюсь всех рассмешить и сделать так, чтобы другим было хорошо, пока сама я плачу.

- Какая некрасивая девочка, - рассмеялась я и стала судорожно тереть щеки руками, так, будто хотела содрать с себя кожу, - очень-очень некрасивая девочка, с которой никто не хочет дружить!

Злая волна накрыла меня с головой, и сейчас стало казаться, что все сказанное Олегом хрень собачья! Зато я живая. Не безмозглая кукла в образе, а человек. Настоящая. Глаза яростно блестели на этом серо-малиновом месиве, которое недавно казалось мне даже миленьким. Слез все еще не было, но я знала, что когда начну плакать, то мне наконец полегчает.

В реальность меня вернуло тихое жужжание телефона. Это был айфон Олега, который он оставил на полке в ванной. Наверное, доехал до ресторана и позвонил на свой номер, чтобы предупредить меня, чтобы не волновалась.

Не глядя на экран, я схватила трубку и ответила:

- Алло!

- Яна, это ты? – после секундной паузы раздался неуверенный голос Анфисы. - Наконец-то! Не могу до тебя дозвониться, все в порядке?

- Все хорошо, - ответила я как-то тихо, будто из Зазеркалья. Это был не Олег. Не доехал и не позвонил. Не посчитал нужным. Я отрешенно посмотрела на свое отражение и провела подушечками пальцев по сухой коже. Сегодня обойдемся без слез.

 - Ты почему дома? - кажется, в третий раз спросила Анфиса.

- Я заболела, Фис, не очень хорошо себя чувствую.

- Понятно, что ничего не понятно. Я могу помочь?