Два билета в никогда

Заготовленная мной лихая фраза оказалась невостребованной, но никуда не делась. Она медленно проплывала у меня в голове: длинной узкой лентой, которая следует за самолетиком, летящим над морем. Где-нибудь на январском Гоа или в январском Тае, куда мы никак не можем добраться из-за происков Ба.

ПриветКакКитыТутМожетБытьВашаРеклама.

В полной тишине мы просидели минуты три. А может, все десять. Ба, поджав накрашенные губы, молчала. Молчали и остальные. И только Тёма вертелся на специально поставленном для него высоком стуле, не понимая, что происходит, и создавая ненужный шум. Веснушки на лице Ма побледнели: первый признак того, что на нее накатывает гнев. Управлять им в присутствии Ба – та еще задачка, но за долгие годы Ма успела натренироваться. Ма не отступит, зубы до корней сотрет, а не отступит.

Первым не выдержал Папито – он всегда был слабым звеном в семье Новиковых.

– Может быть, начнем праздновать, мама?

– Еще не все собрались, Толя. – Ба выразительно посмотрела на пустое кресло. – Подождем немного.

– Мне кажется…

– Если меня, паче обыкновения, заинтересует твое мнение, Толя, я спрошу тебя о нем. Тогда ты и сможешь высказаться. Но не раньше.

Папито не нашелся что ответить. Папито молчал. Мой добрый и нежный Папито, умеющий быть твердым, когда нужно. Иначе как ему справиться со своим бесконечным строительством, кучей согласований и войной с подрядчиками? Но перед Ба Папито бессилен. И беззащитен, как ребенок. Как Тёма – единственный из нас, кто не понимает, что происходит.

Счастливчик.

Ма тоже молчит. Она занята управлением гневом. Стоит в воображаемой психоаналитической рубке и вертит колесо психоаналитического штурвала: лишь бы ее корабль не сел на мель или не врезался в айсберг, как «Титаник». Потерпеть катастрофу у берегов Ба – самый страшный ее кошмар.

Если бы здесь была Из!.. Ведь это именно её ждёт Ба. Ба и кресло, больше похожее на капкан или ловушку, в которую попал дядя Витя.

Дядя Витя всегда был для меня пустым местом. И немножко злодеем. Но больше – пустым местом, которому самым невероятным образом досталось то, что не может принадлежать никому, – Изабо. Теперь мне жалко его. Невозможно смотреть, как слиплись и приклеились к вискам его волосы, а на кончике носа повисла капля.

Бедное, бедное дерево, оно сейчас рухнет.

– Может быть, ты позвонишь своей жене, Виктор? – издевательским тоном спросила Ба. – Я ведь приглашала вас двоих. Мы обговаривали это, не так ли?

– Да. – Голос дяди Вити был едва слышен.