Два брата

— Душевная? — разволновался Отто. — То есть ее ранили в душу?

— В общем, да. Ей нанесли серьезную рану, которую нужно долго лечить заботой и любовью.

Братья переглянулись. Каждый знал, о чем подумал другой. Если Дагмар нуждается в любви и заботе, она их получит. Если душа ее изранена, храбрые и благородные Штенгели ее исцелят.

А потом вдруг в последнюю августовскую субботу на пороге их квартиры возникла сама Дагмар, вне себя от радости.

— Мы уезжаем в Америку! — с ходу выпалила она. — В Нью-Йорк! Там мамин кузен! Через две недели из Бремерхафена отплываем на лайнере «Бремен». У меня отдельная каюта! Мама и папа — в соседней! Своя каюта! Представляете? Со стюардом!

Дагмар восторженно взвизгнула и хлопнула в ладоши. Казалось, все злосчастья последних семи месяцев переплавились в чистейшую радость.

— Бог ты мой! — в коридоре ахнула Фрида. — Ну же, заходи и рассказывай. Визы получили? Все в порядке?

— Да! Папа этим занимался с тех пор, как… — Дагмар не закончила фразу. Даже в радостном опьянении она не могла заставить себя говорить о том жутком событии. — В общем, долго занимался, и все получилось. Дали выезд и въезд. Оказывается, уехать в Америку не так уж трудно.

— Наверное, деньги сказали свое слово, — усмехнулся Вольфганг. — Ты же не собираешься стать американскому государству обузой?

— Надеюсь, нет, — засмеялась Дагмар. — Я вряд ли сгожусь на роль безработной для кинохроники.

Фрида и Вольфганг печально переглянулись. Они тоже подумывали об эмиграции, но это совсем не просто, если ты не владелец универмага на Курфюрстендамм. Великая депрессия ничуть не ослабевала, и зарубежье не горело желанием принимать эмигрантов, когда миллионы собственного населения сидят без работы. Как врач, Фрида имела шанс найти место, но была обременена двумя сыновьями-школьниками, мужем «без практических навыков» и престарелыми родителями, которые наверняка не получат работу. Да, нацисты евреев выпускали (предварительно забрав львиную долю их имущества), но сначала надо было найти страну, готовую тебя принять.

— Надо же — Америка! — Ради девочки Фрида наиграла восторг. — Всегда мечтала там побывать.

— Теперь сможете! — Дагмар лучилась радостью. — Вы все приедете к нам в гости. Папа договаривается о квартире на Манхэттене, но наверняка загородный дом тоже будет, так что места хватит. Сейчас это неважно. Самое главное, я устраиваю вечер. Вернее, устраивают родители, но это и мой праздник, и вы непременно должны прийти. Будет бал! Мы сняли зал в отеле «Кемпински», я могу пригласить кого захочу и, конечно, приглашаю всех-всех. Очень много людей, с кем надо проститься, а так я разом со всеми попрощаюсь. Хотя мы же простимся не навеки, а до встречи, потому что я уверена, что в конце концов все наладится.

В радостном и даже слегка истеричном возбуждении Дагмар все балаболила о приготовлениях к празднику и невиданных вкусностях, ожидавших ее гостей.

— Поскольку вечер все-таки для взрослых, будет море шампанского! Фужер-другой я умыкну. Герр Штенгель и фрау Штенгель, вы не против, если я дам мальчикам попробовать шампанского?

— При условии, что и мне достанется глоток, — ответил Вольфганг. — Раз уж ты здесь, может, чего-нибудь сбацаем? Без тебя оркестр слегка зачах, да еще солистка примкнула к Лиге немецких девушек.[50]

— Зильке в ЛНД? — задохнулась Дагмар. — Вот сука!

— Это нехорошее слово, Дагмар, — укорила Фрида. — Вряд ли твоя мама его одобрит.

— Зря ты, Даг, — сказал Пауль. — Ее отчим заставляет. А она удирает всякий раз.

— Может, и так, — ядовито сказала Дагмар. — Но все-таки марширует и носит свастику на рукаве, правда? Наверняка черный берет очень к лицу светловолосой арийке.

Отто и Пауль промолчали. Они знали, что Зильке не нацистка, но страшно обрадовались Дагмар и не удосужились защитить отсутствующего члена клуба.

И Дагмар, вся в мыслях о предстоящем бале и чудесной жизни в США, не желала тратить время на разговоры о Зильке и самодеятельные концерты. Вольфганг сдался и, плеснув себе шнапса, разрешил сыновьям прогулять школу.

— Вот мелочь, — сказал он, дав деньги Паулю. — На обратном пути купите мне «Лаки Страйк», но чтоб хотя бы полпачки осталось.

Обрадованная нежданным выходным, тринадцатилетняя троица спешным порядком выбралась на улицу. Как некогда в счастливые времена.

Хотя для Дагмар это был, пожалуй, самый счастливый день в жизни. Ухватив братьев за руки, она буквально приплясывала от радости.

А вот близнецам плясать не хотелось.

Попытки изобразить радость закончились хмурым пинаньем тротуарной бровки. Даже предложение Дагмар каждого одарить бутылкой кока-колы под сигаретку не подняло им настроение.

— Значит, уезжаешь, — сказал Пауль. — Прямо в Америку?

— Конечно. Чего ради здесь оставаться?

— Ну да, — угрюмо кивнул Пауль. — Все верно.

Они добрели до Фолькспарка и подошли к своему любимому дереву. Огромному платану, под которым сотни раз играли в догонялки. Пауль поднял сучок и злобно кинул в белку. Отто поднял ветку, через колено ее переломил, удвоив свой арсенал, но тоже промазал.