Два брата

Небольшой новый домишко и новые хозяйственные постройки глядели очень основательно и солидно, хотя и не архитектурно; видно было, что строитель на архитектуру не обращал ни малейшего внимания и более всего заботился о прочности. Такое же хорошее впечатление чистоты, порядка и благосостояния производила и небольшая деревня, почти прилегавшая к усадьбе Лаврентьева. Избы все были крепкие, исправные, крытые тесом, улица обсажена молодыми ветлами, в конце деревни стояла школа, около которой разведен был молодой садик. Мужики, которых Николай повстречал, тоже удивили молодого человека своим зажиточным видом, - словом, Лаврентьевка производила самое благоприятное впечатление и, по сравнению с соседними деревнями, являлась каким-то светлым пятном на фоне грязи и разорения.

Николаю сказали, что Григорий Николаевич в саду гряды копает. Он пошел в сад - сад был очень небольшой, фруктовый - и издали заметил приземистую, коренастую фигуру с большой косматой головой, в белой рубахе и широких штанах, засунутых в высокие сапоги. Приблизившись, Николай увидал смуглого брюнета лет под сорок, широкоплечего, с могучей спиной, мускулистого, крепкого, с грубым, загорелым лицом, поросшим черными как смоль с легкой проседью волосами, что придавало физиономии несколько свирепый вид. Силою, здоровьем и выносливостью веяло от этой плохо скроенной, но крепко сшитой фигуры. В ней было что-то мужицкое. По виду и по платью Лаврентьева легко можно было принять за мужика и даже испугаться, завидев издали этого "лохматого медведя", как окрестил его сразу Николай.

Но стоило только подойти поближе, взглянуть в небольшие карие глаза, чтобы впечатление испуга немедленно прошло и даже изумило вас приятной неожиданностью. Необыкновенно добродушно глядели эти глаза из-под страшных, нависших бровей, смягчая суровость лица.

То же испытал и Николай, когда Лаврентьев, оставив лопату, добродушно встретил его, так сильно пожимая руку, что Николай чуть не вскрикнул.

- Здорово, Николай Иванович. (Лаврентьев говорил: "Миколай Иванович". В речи его слышались простонародные выражения.) Давненько желал с вами познакомиться. Наслышаны о вас и статью вашу читали. Статья добрая, хорошая. Побольше бы таких!.. - говорил грубоватым тоном, полным задушевного добродушия, Лаврентьев, посматривая на молодого человека с каким-то особенным уважением. - Пойдемте-ка в горницу. Ишь солнышко подпекать будто стало. Вам-то с непривычки поди и неладно...

Лаврентьев повел гостя в свою "избу", как назвал он небольшой свой домишко.

Внутри "изба" оказалась очень опрятной и чистой. В ней было четыре комнаты, из которых две были пусты, - а две - убраны с спартанской простотой.

- Хватит на наш век! - промолвил Лаврентьев, показывая гостю свое жилище. - Вот скоро и две горницы отделаем почище!.. - прибавил Григорий Николаевич, как-то радостно улыбаясь счастливой улыбкой. - Знаете, чай?..

- Как же, как же!.. - ответил Николай.

- Оно и еще краше станет жить-то. И вам спасибо, Николай Иванович... вдруг сказал Лаврентьев, пожимая руку. - С Еленой Ивановной-то вы занимались, и вышел из нее человек, а не то что какая-нибудь легковесная дамочка...

"Меня-то он за что благодарит?"

- Так, вместе росли.

- Одначе пора и водку пить. Пьете?

- Нет...

- И ладно делаете. Я так, грешным делом, выпиваю. Может, закусить хотите?.. Десятый час...

Он вышел распорядиться. Тем временем Николай оглядел шкаф с книгами. Книги были все более сельскохозяйственные и серьезные. Кроме Гоголя, не было ни одного тома беллетристики.

Лаврентьев скоро вернулся, но уже в поддевке из грубого серого сукна, причесанный и вымытый.

- Что это вы церемонитесь со мной, Григорий Николаевич?

- Нельзя, порядок нужен! - засмеялся добродушно Лаврентьев.

"Нынче он все-таки почище стал!" - подумал Николай, вспоминая рассказы об его костюме и привычках и взглядывая на его жилистые, загрубелые, как земля, руки.

Они разговорились. Николай заинтересовался беседой Лаврентьева, увидав в нем с первых же слов очень умного и своеобразного человека. Образованием, правда, Лаврентьев похвастать не мог, но зато в нем был громадный запас здравого смысла, он поражал меткими, оригинальными замечаниями и массой практических сведений и, видно было, близко и хорошо знал народную жизнь.

- Братишка ваш, приятель мой Василий Иваныч, сказывал, что вы, Николай Иванович, хотите кое-что поузнать по крестьянскому обиходу. Так чем могу помочь - всегда рад. Дело это доброе, а то у вас в Питере насчет мужика здорово врут... Больше со слухов строчат... Иной раз читаешь, как брешет человек, даже с сердцов скверно выругаешься. Видно, и носом-то не нюхал, а строчит!

Баба принесла водку и закуску, хлеб, масло и кусок солонины. Лаврентьев опрокинул в себя большой стакан водки и ел с большим аппетитом, запивая квасом.

- Вот вы, Николай Иваныч, хозяйство мое увидите. Я вам покажу все, как есть, уж сегодня, куда ни шло, для дорогого гостя и работать не буду! весело говорил Лаврентьев. - И на деревню пойдем, и школу посмотрим.

- Живут у вас под боком мужики, как видно, хорошо, - сказал Николай.