Два брата

Григорий Николаевич знал хорошо Марфу Алексеевну и не обращал особенного внимания на ее речи. "Пусть себе брешет!" - обыкновенно говорил он, когда она начинала охать и жаловаться на нынешние времена.

- Тоже и Вязниковы хороши! - продолжала между тем Марфа Алексеевна. - И старик и сынки очень хороши! Нечего сказать... А из-за них бедный братец в ответе...

- Да вы сказывайте, барыня, толком... Разнес, что ли, генерал Ивана Алексеевича?

- Разнес?! Эка у вас слог какой... Хоть бы вы, Григорий Николаевич, ради Леночки несколько поотесались, а то, право, словно бы вы не благородный человек, а мужлан говорите!

Лаврентьев добродушно усмехнулся и промолвил:

- Была, значит, выволочка?

- Тьфу ты! И откуда вы такие хамские слова берете?

- Что вы, Марфа Алексеевна? - поддразнил Лаврентьев. - Это самое деликатное слово. Нонче во дворце не иначе говорят...

- Не вам бы о дворце говорить! Могли бы и во дворце быть, если б не ваша глупость... Экое именье-то было!..

- Слыхали, Марфа Алексеевна...

- И еще раз услышать не мешает... А еще жениться выдумали... Чем детей-то содержать будете?

- Небось прокормимся! - шутя говорил Лаврентьев.

- А братец ужо поблагодарит вас. Это вы, видно, старика Вязникова настроили к губернатору ехать, а губернатор после все срамил братца насчет какой-то статистики... Очень это по-родственному!.. И Вася долговязый туда же... путается! Я даже и не поверила. Что выдумал глупый! К Кузьме Петровичу разлетелся с советами!.. Ну, времена, нечего сказать!.. И как это старик не высек сына-то... Впрочем, и то: сам он недаром в молодости в солдатах был. Яблочко от яблони падает недалеко! Вот еще намедни пришла братцу бумага секретная: искать по уезду какого-то студента Мирзоева... Просто ни минуты покоя... Каково по жаре по эдакой рыскать!

- Да где Леночка? - перебил словоохотливую старуху Григорий Николаевич.

- А я почем знаю! Верно, сейчас придет. За книжкой, чай, сидит!

- Здорова она?

- Не говорит, что больна; значит, здорова.

- Ну, это значит, что пристяжная скачет!

- А я вот что вам скажу насчет вашей Леночки. Вы, как жених, книжки бы у нее все отобрали...

Лаврентьев весело рассмеялся при этих словах, произнесенных Марфой Алексеевной самым серьезным тоном.

- Не смейтесь... смеяться еще погодите, а право, послушайте меня, а не то того и гляди и она обезумеет... Долго ли! Нынче какая-то мода безумствовать... Мало ли нигилистов{201} этих развелось, а братец совсем дочку свою распустил... И вот еще что: уж скорей бы вы венчались, право...

- Вы-то что спешите?

- А то, что кровь-то родная; слава богу, племянница! - даже обиделась Марфа Алексеевна. - Вы-то слепы, а я, даром что старуха, а вижу.

- Что ж вы видите?

- Лена, бог ее знает... больна - не больна, а стала последнее время какая-то нехорошая. Худеть стала, - это не к добру. По-моему, это все от книг. Обрадовалась, что Вязников из Петербурга понавез разных книжек, и набросилась. Хорошего она оттуда не вычитает, верьте слову, а только от хозяйства отобьется! И то отбилась! И к чему Вязников Лене книги дает? Читай сам, коли путного дела нет, но благородную девушку зачем впутывать? Слава богу, она тоже училась, в гимназии курс кончила, нечего ее опять учить!

Марфа Алексеевна хотела было продолжать, но посмотрела на Григория Николаевича и с сердцем плюнула.

- И я-то хороша! - проговорила она. - Я по-родственному предостерегаю жениха, а он смеется! Да мне-то что за дело! С вами, как посмотрю, и говорить-то нечего!

- Опять баталия? - раздался в это время из дверей веселый стариковский голос, и вслед за тем в столовую вошел, потягиваясь после сна, Иван Алексеевич.

Это был предобродушный, небольшого роста бравый старик лет под шестьдесят, с седыми, коротко остриженными волосами и располагающим лицом. Он был в форменном люстриновом пальто, держался с молодцеватостью старой военной косточки и посасывал какую-то невозможную сигару.

- Снова Марфа донимает вас, а, Григорий Николаевич? - весело продолжал старик, пожимая руку Лаврентьева. - Она ведь консерватор чистейшей крови... Хе-хе-хе! Верно, на нигилистов жаловалась? Сестрица и меня в нигилисты записала! - снова разразился веселым смехом бравый старик.

- И впрямь старый нигилист!

- Нигилист - исправник! Ах ты, Марфа Посадница{202}! Тоже и она нынче политикой занимается, а мне так она... хоть бы вовсе ее никогда не было, столько с нею хлопот!

- Вам, братец, посмотрю, как с гуся вода. Губернатор вам сраму наделал, а вы...

- Не плакать же! Ну, распек; надо правду сказать, распек, что называется, со всеми онерами, - обратился Иван Алексеевич к Лаврентьеву. Главное - зачем статистика неверна. Так разве я статистик? Я исправник, а не статистик. Ну, да пусть. На то он и губернатор!

- А все Никодимка нагадил, а еще кум! - вставил Лаврентьев.