Два часа до конца света

Нарушая ночную тишину, старый советский лифт пришёл в движение. Скрип тросов доносился сквозь щель между двумя ставнями, обшитых листами железа. Лифт исправно работал почти шестьдесят лет, перевозя вверх и вниз пассажиров разного сорта: безработных гуляк, спившихся матерей, пенсионеров, забытых собственными детьми, и прочих безразличных к этому миру людей. Облезлый дощатый пол, от которого воняло кошачьей мочой и стены, с облупившейся тёмно-зелёной краской, усеянные оскорбительными надписями, — наша история начинается именно в таком месте, забытом и ненужном, как и населяющие его призраки в виде наркоманов и пьяниц, которым просто забыли сказать, что их больше нет на этом свете. Тусклая лампочка старого образца могла осветить лишь первые несколько метров коридора, который располагался на двенадцатом этаже, — именно сюда направлялся пассажир-полуночник, вызвавший лифт.

Таким образом, когда часы показали половину второго ночи, а на улице грянул гром, сопровождавший июньскую грозу, лифт наконец остановился. Эхо раскрывающихся ставней прокатилось по коридору. В тесной кабинке, рассчитанной на вес троих с половиной пропоиц, стояла девушка весьма потасканного вида. С первого взгляда можно было даже подумать, что она является частью этого гниющего здания; что босые ноги шагали по полам самых мерзких притонов; что облезлый коричневый свитер и длинная грязно-зеленая юбка, с которых ручьём стекала вода, были найдены на помойке; что мертвенно-бледная кожа, почерневшая вокруг глаз, на протяжении двадцати девяти лет жизни, знала лишь инъекции низкосортного опиума; что растрёпанные и красные от крови волосы, не мылись уже лет десять; что имя «Вера» было взято с дверцы туалетной кабинки, рядом со словом «шлюха».

Вера

От лифта до квартиры было около пяти шагов, но ногам мешал выпирающий из под юбки, кусок дерева, проходящий сквозь левый коленный сустав. Тонкие пальцы, прижимали ткань свитера к дыре в животе: несколько петель кишечника грозили вывалиться из чрева при каждом вдохе.

Когда Вера сделала шаг, чтобы выйти из лифта, створки с шумом сомкнулись, зажав полумёртвое тело. Несколько матерных слов сорвались с разбитых губ. Как правило, двери элеватора открываются сами, едва ощутив препятствие, но этот лифт был слишком стар, чтобы отвлекаться на глупости, вроде тощих женщин из неблагополучных районов. Поэтому Вере пришлось напрячь остатки сил, чтобы выскочить из железных объятий, что сыграло с ней злую шутку: едва вторая половина тела оказалось на свободе, девушка стала падать, так как правая нога с хрустом согнулась назад в районе колена. Раздался сдавленный крик, и тонкие ручки хаотично затрепетали, разрезая воздух в попытке восстановить равновесие. Сжатые с силой капкана челюсти выдавливали из дёсен кровь. Вера могла быть мёртвой клинически: сердце не билось уже час, зрачки не реагировали на свет, но электрические импульсы в теле были активны как никогда. Рождаясь в мозгу, вопреки всем законам, они заставляли мышцы сокращаться снова и снова, унося в мозг то единственное, что могло поступить из обескровленных конечностей, — боль.

Бесформенный кусок мяса, в котором можно было узнать остатки посаженной печени, с противным хлюпаньем вывалился из нутра девушки, а кишки повисли будто сопли. Вцепившись в стену, Вера застыла в позе изуродованной балерины, которую внезапно подключили к электрической цепи.

Отдышавшись, девушка вытянула руку в направлении одной из квартир и щёлкнула пальцами. Штифты замка плавно сдвинулись со своих мест, дверь открылась. Вера, поскальзываясь на собственных органах, ковыляла дальше.

Как и подобает домам, построенным на сдачу от глобального попила денег, планировка квартир была устроена самым экономичным образом. Входная дверь вела в комнату, совмещавшую в себе и кухню, и гостиную, и прихожую. Стены были покрыты пожелтевшими от времени обоями с текстурой в виде цветов красного мака, навсегда впитавших в себя смрад сигаретного дыма. Освещалась комната единственной лампочкой, что висела на поводке из провода. У стены стоял диван, настолько старый, что пружины, извивающиеся внутри, имели свойство скрипеть вне зависимости от того, есть люди комнате или нет. Сложно было представить более неудобное место для сна, если не брать в расчёт кровать в соседней комнате. У противоположной стены, в левом углу, стоял отключенный от сети холодильник, где лежали две бутылки самого дешёвого портвейна, купленного в ближайшем алко-маркете. Венчал его постоянно работающий маленький телевизор с антеннами-рожками, вещавший в чёрно-белом формате. Справа от холодильника чернело окно, одетое в деревянную раму с паутиной по углам. Чуть дальше стояла широкая кухонная тумба. Раковина и, покрытая сажей, газовая плита стояли в правом углу. Над раковиной висела антресоль, служившая для хранения чистой посуды и удара головой во время готовки.