Она в каком-то пушистом белом свитере, волосы распущены и завились, скорее всего, от влажности на улице. Губы, видимо, чуть подкрашены, хотя они и без того яркие. Поднимает вверх правую руку, показывая два пальца, образующие знак V. Милые щёчки улыбаются, хотя на губах эта улыбка почти не заметна.
Я провожу пальцем по экрану, приближая кадр, и в этот момент меня застаёт Ваня. Он едва не роняет поднос с едой себе под ноги, смачно выругивается и садится напротив.
- Опять ее фотки? Ты помешался?
- Она сама прислала.
- Что? Она сама тебе своя фотку скинула?
- Я об этом и говорю, – выключаю телефон и убираю в карман.
- Ясно-ясно. Интересно ты учебой со студентами занимаешься.
- Отстань.
- Съешь картошечки, полегчает, – двигает в мою сторону пакет с картофелем фри.
То, что не полегчает, я знаю и так. Полегчает мне только тогда, когда я разберусь с маленькой обезьянкой, любящей покривляться на камеру.
Надо ли говорить, что весь вечер, уже придя домой, я буду залипать на эту самую обезьянку?
И только перед сном соображаю, что так и не ответил на ее фотографию. Да и надо ли вообще?
Кажется, надо.
Диана:
Диана
Ага, свести меня с ума, например.
Диана:
Едва удерживаюсь, так хочется дописать «и не только польского языка, если вы захотите», но вовремя торможу.
Диана:
Ну не в моем состоянии воспринимать такое спокойно…
На грани. Или уже за гранью? Я запутался. Чувствует ли она сама градус своих сообщений? Понимает ли, что это производит на меня такой дикий эффект? Она сумасшедшая! Пара таких фраз от нее, и последние волевые установки полетят в сторону.
А пока мне в душ надо перед сном...
Глава 14
Диана
Егор держит своё слово – ведет нас в другую кофейню, не в ту, где работает обиженным моим равнодушием мальчик.
Ворошилов терпит все наши капризы: Свете – капучино на миндальном молоке, Мире – на обычном, мне – макиато. Света просит ни в коем случае не брать десерт (два дня подряд пирожные, ужас-то какой). Но Егорка идёт обманным путём: берет чизкейк «себе» и ставит его под носом у своей принцессы. В итоге Светка начинает подворовывать у будущего мужа, делая вид, что ей надо «только попробовать». Мы с Мирой переглядываемся и улыбаемся глазами с этой парочки.
На самом деле, Егор и Света редко показывают чувства на публике. Не то чтобы они слишком серьезные и даже обняться не могут, но в компании, как правило, дальше объятий ничего себе не позволяют. Даже среди самых близких друзей! У Миры с Денисом все иначе, от их милоты у меня иногда что-то где-то слипается. Просто им кажется, если не целоваться каждые пять минут, то планета остановится.
День проходит вполне неплохо. Мы успеваем немного погулять, пообщаться, а когда Егор и Света уезжают к себе, еще какое-то время проводим вдвоем с Мирой. У нее сегодня настроение на пять с плюсом, ну а как еще, когда такие сюрпризы с утра прилетают? Я не фанат всей этой мишуры романтичной, но думаю, тоже улыбалась бы, как подруга прямо сейчас.
А вот мой личный сюрприз случается чуть позже, ближе к вечеру, когда господин преподаватель (боже, сколько же у меня шуток со словом господин) решает поздравить меня.
Что именно стукнуло ему в голову? Без понятия.
Мы опять цепляемся к словам друг друга, я называю себя похренисткой и скидываю ему свою фотографию, а он утверждает, что будет лучшим учителем. Учителем чего, а? Если у меня могут покраснеть щеки, то сейчас они цвета спелого помидора. Снег тает, крыша едет, внутренняя кошечка отправляется на мартовскую прогулку. Или нет, в мартовский загул.
Потому что кто, находясь в адеквате, напишет:
Конечно, плохая! Да дура я, дура и все! Что я себе придумала? Что он мной интересуется? Что ему нравится общаться со мной? По-моему, он просто троллит меня и получает от этого удовольствие.
А в субботу у него, судя по всему, будет просто приступ троллинга на нашем «уроке».
Мне страшно…
Страшно оставаться с ним вдвоем.
Боюсь за то, что начну нести всякий бред. Хотя нет, за это не боюсь, а вот за реакцию на Стефа – очень.
В пятницу мы даже не пересекаемся на факультете. Как бы я не высматривала наглую Стефановскую мордашку, нигде не вижу. Дел по учебе хватает, я погружаюсь в сегодняшние предметы, находя в этом спасение от назойливых мыслей.
А вечером Новаковский пишет и напоминает, что завтра у нас день Х.
- Мать, что с тобой? – спрашивает Мира, когда я получаю сообщение Стефа и бледнею.
- Ты помнишь, какой завтра день?
- Суббота. И?
- Что и?