Два чемодана воспоминаний

– Послушай-ка, если бы ты нашел эти чемоданы, то и после этого наступил бы следующий день, и за ним еще один, и еще, и еще. Так что все равно пришлось бы есть и спать!

– Да, но тогда все было бы по-другому.

– Чепуха! Даже сотня чемоданов ничего не изменит. Мы больше не меняемся, наша жизнь не меняется. Завтра ты пойдешь играть в шахматы, а я сяду ткать.

Он вздохнул и сказал:

– Deutschland, wir weben dein Leichtentuch. Wir weben hinein den dreifachen Fluch. Wir weben, wir weben[23].

Пока мама возилась, приготовляя ванну, отец молча сидел против меня. Он не позволял себе расслабиться.

– Ты считаешь, что я делаю глупости, а?

Я покачала головой:

– Когда я училась в школе, дети всегда хвастались своими отцами. Мой отец был на сафари и поймал тигра! А мой – чемпион по боксу! И все врали. Интересный отец был у одного Яна Селие – хозяин магазина сладостей. А у меня – у меня был ты. Ты танцевал в настоящем фильме, но я никому не могла об этом рассказать, потому что мне бы не поверили. Их папаши обделались бы от ужаса, если б только подумали о том, что ты сделал. Бежал из страны без гроша в кармане. В другой стране начал все с нуля, среди чужих, не зная языка. А после – переодевался в эсэсовскую форму, чтобы обмануть немцев, изготовлял фальшивые документы, спасал людей, хотя и сам был в опасности. И всякое такое. Прятался, попал в лагерь, вышел живым. Поймать тигра было бы проще.

Слушал ли он меня? Взгляд его был устремлен внутрь.

– Я думаю, ты всю жизнь оставался танцором. И все это не проделал, но протанцевал. Чемоданы – единственная ошибка, которую ты совершил. Но ведь и танцор может ошибиться, правда?

– Не в моем возрасте, – сказал он, проведя ладонями по щекам. – Я оттанцевался.

Вошла мама, чтобы отвести его в ванну. Меня она послала в кондитерскую за тортом с глазурью и шепнула, сунув мне в руку пятьсот франков:

– Это его любимый торт.

* * *

Неделя тянулась долго. Как часто я, вкалывая в ресторане или у цветочника, мечтала удрать, чтобы погулять по городу! Бродить по улицам, по книжным магазинам или съесть свежее пирожное на скамейке в парке за домом Рубенса. Теперь, когда у меня наконец было свободное время, я не воспользовалась этой возможностью из какого-то дурацкого упрямства. Потому что свобода прекрасна, но не может быть навязана.

Кроме того, я скучала по Симхе. Без него я чувствовала себя как Робинзон, покинутый Пятницей и оставшийся на своем острове в полном одиночестве. Медленно ползли дни. Даже чтение больше не доставляло мне удовольствия. Я допоздна валялась в постели, дремала, просыпалась и проклинала непрекращающуюся жару. Когда, по мнению госпожи Калман, мне следовало бы вернуться? Она ничего не сказала, но я решила, что выйду на работу в воскресенье.

В субботу вечером я решила как следует подготовиться к свиданию с Симхой и вывалила из шкафа всю одежду. Что я надеялась там отыскать? Большую часть моего гардероба я носила с отвращением. Тем не менее я рылась в барахле, словно надеялась, что мои вещи во тьме шкафа тайно занялись любовью и породили нечто новенькое, непохожее на драные джинсы и майки. Наконец я нашла белый шелковый пиджак, подарок мамы, ни разу не надеванный.

В воскресенье с утра я не могла есть от волнения. В пиджаке, с красивой прической я сидела у стола, когда в мою дверь позвонили. Высунувшись в окно, я увидела дядюшку Апфелшнитта, быстро завязала ключ от входной двери в носок и бросила вниз. Пока он вскарабкался на мой четвертый этаж, я успела застелить постель и прибрала валявшиеся на полу рукавичку для умывания и тапки.

Дядюшка Апфелшнитт вошел запыхавшийся и отдышался только после того, как выпил стакан воды. Он неловко сидел на одном из моих жестких стульев и смотрел на меня беспомощно, как будто вдруг понял, что перепутал улицу, номер дома и попал к совсем чужому человеку.

– Мой дядюшка учил меня всегда сообщать сперва хорошую новость, а уж потом – плохую. Тут дело либо в милосердии, либо – в трусости, но мне нравится следовать этому золотому правилу. Во всяком случае, я всегда так поступаю. – Он нервно подергал себя за седую бровь и провозгласил: – Итак, сперва – хорошая новость. В пятницу твой отец пошел играть со мною в шахматы к Берковичу. Мы сыграли четыре партии. Если ты меня спросишь, я скажу: он снова стал самим собой.

Краем глаза я смотрела на стрелки будильника. Мне пора было идти.

– А теперь плохая новость. – Он глубоко вздохнул и сказал: – Симха Калман погиб.

Он говорил еще что-то, но я не все понимала. Я слышала звон трамваев, останавливающихся на площади, голоса людей на улице, тиканье будильника у кровати. Но то, о чем говорил дядюшка Апфелшнитт, не доходило до меня. Пожар? Он сказал что-то насчет пожара? Я вспомнила свой сон, в котором Симху пожирал невидимый огонь. И вдруг комната наполнилась шумом – словно чайки захлопали крыльями, разом взлетев над Шельдой.

Дядюшка Апфелшнитт сжал мое плечо:

– Сколько раз повторять? Симха утонул! В пятницу вечером мать заметила, что он исчез. Вчера водолазы достали его из пруда в парке.

– Откуда вы узнали?