Два гения и одно злодейство

К вечеру Тимур приоделся: фрак, белая рубашка, бабочка, ослепительной белизны шарф под пальто – в общем, надеялся поразить респектабельным прикидом молодую поросль. Но байкеры поразили его. Наехали разом на мотоциклах к запущенному парку на окраине. Все патлатые и бородатые, с ног до головы в коже, молниях, цепях и побрякушках, в сапогах на каблуках и с заостренными носками, а у некоторых и шпоры, словно под ними были настоящие лошади. Сзади каждого байкера торчало по девчонке, расписанной под хохлому. И самое любопытное, что возраст байкеров был от юношеского до полтинника. Тимур не предполагал, что солидным мужикам нравится тусоваться в молодежном соре. А вид мотоциклетных фанов, конечно, устрашающий. Почудилось, что его окружила свора диких и голодных собак, одно неосторожное движение – и косточки Тимура захрустят на их зубках. В таких случаях бабочка нестерпимо начинает давить на кадык. Тимур поправил ее, выступил вперед и рассказал, кого ищет. Опасения оказались напрасными, его вежливо выслушали, вежливо и культурно задавали вопросы, культурно и вразумительно отвечали. Ни в одной из групп парня и мотоцикла, которых он описал, нет. Тимур поблагодарил, извинился за беспокойство, байкеры разъехались так же быстро, как и слетелись, а он затосковал.

– Да ладно, – хлопнул по плечу кореш, – пацаны получили приметы, встретится им твой мотоциклист, стукнут мне, я тебе.

– Спасибо, друг, – сказал Тимур и сердечно пожал руку корешу. Расстались. Когда вел автомобиль по улицам, неустанно повторял: – Мама миа, что ж мне дальше делать? Может, самому смотаться на место и выяснить обстоятельства, при каких жена папочки сыграла в ящик? А то от Ставрова слова лишнего не добьешься. Не знаю, не знаю… Нет, все-таки надо выяснить, где находится психушка, иначе как отчитаюсь?..

ПРЕДМЕСТЬЕ ПАРИЖА, РАННЕЕ УТРО СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ

Едва только забрезжил рассвет, Володька подскочил, словно у него свербило в одном месте. Спал здесь же, в мастерской, на старой софе, куда свалился далеко за полночь. Первым делом очутился у холста с контурами фигуры. Да! Именно так! Он уже видел будущую картину, и спазм перехватывал горло – до того она будет хороша. Найдено решение, а это не хухры-мухры!

Освежившись под душем, наспех отрезал по куску батона и колбасы – для завтрака довольно, лишь бы голод забить, а на приготовление кофе вообще жаль время тратить. Подстегиваемый вдохновением, Володька перебирал краски. Выдержать работу в цвете, сочетая определенный набор тонов? А ведь каждый цвет, грубо смешанный с другими, именно грубо, и нанесенный на холст легким движением кисти, может создать потрясающий объем, живой импульс, настроение. Так у Володьки: в одном мазке просматриваются противоположные тона, а в результате – шедевр. Хоть и звучит нахально, зато точно.

Свою манеру письма изобрел от бедности. Недоставало красок, особенно белил, не было денег, а писать страшно хотелось. Ну, Володька и написал тем, что было: вниз на палитру положил темные и малоиспользуемые тона, а сверху то, что нужно. Укладывая жирные мазки на холст, постепенно падал духом. Но пришел приятель, побазарил с ним, проводив до дверей, оглянулся… и офонарел! Издали работа выглядела потрясающе. Позже научился этой манере до тонкостей, экспериментируя в сочетаниях цветов, нашел собственные законы выразительности.

Гостиная была еще наполнена темнотой, и не удивительно: небо едва посветлело. Да будет свет, не электрический, разрушающий неповторимость рассвета! Продолжая жевать, распахнул настежь двери и замер. Не пробирающий утренний холодок потряс, а… Луиза! Она уселась на том же месте, где и вчера, так же выпрямив спину и косясь на юношу, мол, я готова, рисуй! В столь ранний час увидеть ее не ожидал, а потому пробормотал в растерянности:

– Луиза… Откуда ты взялась?.. Il est tres tot (Еще очень рано.)…

Она встала и без обиды уходила по дорожке, огибая клумбу. Возьмет и не вернется. Он же только сейчас обдумывал, где искать ее, а она вот, сама ни свет ни заря притопала.

– Стой, Луиза! – Она остановилась, видимо, среагировала на командный тон. Любопытная деталь, и пригодится в общении с ней. – Je voudrais tе dessiner. (Я хотел бы рисовать тебя.) Надеюсь, ты меня поняла.

Она поняла, потому что вернулась. Взяв за руку, Володька ввел ее в мастерскую, которую Луиза принялась осматривать, медленно продвигаясь по периметру комнаты. Он же лихорадочно готовил рабочие места себе и ей, отодвигал мебель, устанавливал холст на выгодную точку, собрал волосы в хвост на затылке и не мог отыскать, чем перевязать. А Луиза, вдоволь насмотревшись на достопримечательности гостиной-мастерской, настороженно следила за суетой Володьки. Только бы не напугать ее, а то придумает дунуть отсюда, надо изобразить степенность. Он указал место недалеко от камина, где постелил старый коврик, сказал, напустив на себя важности:

– Vas-y. (Иди туда.)