Два Генриха

– Господи, матушка, что за зловещие у тебя мысли! Не ошибаешься ли ты, полагая, что реформа приведет к войне между светской и духовной властью?

– Подождем событий, Ноэль. Ни к чему заглядывать столь далеко. Пока жив твой брат, империя будет верховодить. Он сильный, его кнут заставит папство пасть на колени.

– А после него?

– Кто о том ведает?

– Долго ли проживет Генрих, как думаешь, матушка? Что говорит по этому поводу твоя наука?

– Для этого мне надо взглянуть на его ладонь, сынок.

– А по внешнему виду? Ведь ты говорила, умеешь распознать болезнь по морщинам, ногтям, опухолям… Не пойму только, как тебе это удается.

– Я ведь тебе говорила, что жила с палачом. Умный был человек, Ноэль; вскрывал трупы, разглядывал внутренности, а потом изучал кожу: пятна на ней, ямы, бугры и тому подобное. Например, если видел морщину поперек подбородка, говорил, что этот человек испытывал известные трудности в общении с женщинами или с женой, если таковая была у него, и, скорее всего, не имел детей. А если видел под глазами круги цвета дубовой коры, утверждал, что осужденный страдал болезнью печени. Однако, представь, обладая столь глубокими познаниями, он был абсолютно беспомощен против обыкновенной простуды. Я, конечно, обучила его, как уберечься от этого или бороться, если хворь все же одержала верх, но не смогла спасти от самой страшной опасности, какую только можно себе вообразить. Он шел Компьеньским лесом близ болот, и его укусила гадюка, на которую он случайно наступил. Он сделал все, что полагалось в таких случаях, даже вырезал это место ножом и выбросил вон, но, видно, промедлил и яд попал в кровь. Когда он вернулся домой, я увидела, что он обречен. Противоядия при этих укусах нет. У него посинела и отнялась нога, потом другая, затем низ живота, мозг и сердце… Мне пришлось одной рыть яму: люди сторонились палача, обходили наш дом стороной.

– Жаль беднягу, – огорченно произнес Ноэль. – Его познания пригодились бы иным медикам, которые мало что смыслят в своем ремесле.

– Они и приходили к нему и даже хорошо платили за мудрый совет, а потом торопились к больному, выдавая чужие познания за свои. А когда его не стало, продолжали наведываться ко мне… Да, но я отвлеклась, ты спрашивал о внешнем виде короля… Ничего не могу сказать тебе, но, – прибавила Вия с улыбкой, – твой брат проживет еще не один год, в этом можно быть уверенным, если, конечно, не вмешается случай, как это произошло с Людовиком Пятым. Что же касается нашего нынешнего разговора, то о нем никто не должен знать. Утес крепче любой волны, разбиваясь, она умирает у его подножья, а чем скупее язык на слова, тем целее твоя голова.

Гертруда, узнав о предстоящем походе, долго не отпускала Ноэля, обвив руками его шею.

– Возвращайся скорее, любимый мой, я буду ждать тебя. Жаль, что не могу поехать с тобой; переход через Альпы не для фрейлин, так сказал король.

– Мне не забыть наших ночей; они оставили в моей душе сладостные воспоминания.

– Не пойму, отчего меня невзлюбила твоя сестра. Косые взгляды, пренебрежительный тон… Похоже, она ревнует. Не собирается ли за тебя замуж?

– Мне об этом ничего не известно. Но с чего у тебя вдруг такая фантазия?

– Я не слепая. Мне даже думается, она мечтает меня убить.

Ноэль рассмеялся:

– Перестань! Агнес вообще не любит женщин, разве это не заметно? Твоя беда в том, что ты одна из них.

– А королева? Как они сдружились! Их то и дело видят вместе: в церкви, на охоте, за трапезой, даже на балу. С ними шут, кормилица и маленькая принцесса.

– Она ведь женщина, Гертруда, как ты не понимаешь! Не приходило тебе в голову, что ей тоже хочется иметь детей, быть матерью, любить, наконец…

– Любить? – насмешливым тоном воскликнула дочь герцога. – Да ведь она ни одного мужчину не удостоила взглядом! Впрочем, и они отвечают ей тем же, хотя проистекает это не в силу отсутствия интереса к твоей сестре, а из страха перед ней. Боже, у нее рука, что молот! Вчера священник пригласил всех в церковь поклониться челюсти осла, на котором ехал Иисус. Услышав об этом, она так хватила кулаком по столу, что он дал трещину. Хорошо, что за этим не последовал второй удар. А когда сын барона фон Шлицвига осмелился сделать ей комплимент и захотел поцеловать руку, она рявкнула на него, повернула на месте и дала рукой шлепок под зад. Бедный Гюнтер пролетел, наверное, с дюжину пертик и чуть не вышиб себе мозги, повстречав на пути колонну.

Ноэль от души хохотал, слушая Гертруду.

– О какой же любви она мечтает, – продолжала та, – если смотрит на мужчин, как на шкодливых школяров, которые только и заслуживают того, чтобы получить пинка под зад.

– Увы, ты права, моя Аврора, – заключил Ноэль свою возлюбленную в объятья. – Дочь Циклопа нуждается в себе подобном; она ищет силу, а не масленые глаза и слюнявые губы.

– И в этом подобном, догадываюсь, она видит тебя. Кого же еще? Где встретишь такого Атланта? Этой Фалестриде нужен Александр[38].

Жена короля Генриха, собираясь вместе с мужем в дорогу, напутствовала его перед отъездом такими словами: