Два года на северной земле

Сегодня утром (23 ноября) около шести часов все были разбужены страшным шумом и гомоном собак под окнами. Журавлев, крикнув, что это наверное подошел медведь, сунул наспех ноги в валенки, — накинул малицу, схватил тут же висевшую винтовку и выскочил пулей на улицу. За ним последовали и мы. Было очень темно. На фоне черного беззвездного неба около будок метеорологической станции метрах в десяти от нас белел огромный силуэт медведя, окруженного собаками, ухитрившимися вырваться за ночь из загородки. Журавлев открыл огонь, зверь зарычал и упал, одновременно послышался и собачий визг. Подошли и, увы, рядом с медведем обнаружили убитой одну из наилучших собак — Полюса, а рядом тяжело раненого Рябчика. Зверь оказался крупной, довольно тощей медведицей с пустым желудком и нестертым мехом на подошвах лап, а это, по славам Журавлева, свидетельствует, что она все время лежала в берлоге и только недавно вышла, чем-то потревоженная. Из выпущенных пуль в нее попала только одна. Рябчик из упряжки Ушакова, очень похожий по масти и нраву на Варнака, но лишь немногим слабее и меньше его, получил пулю по лопаткам. Вся задняя часть тела парализована, и, без сомнения, часы его сочтены. Это будет уже третья жертва. Осенью еще пропал Худой, погнавшийся по льду за медведем и так и не вернувшийся.

Темно попрежнему, хотя молодая луна уже должна появиться. Впрочем восходит она пока еще поздно, да и свету дает недостаточно. Журавлев ездил на Голомянный по капканам. Привез сразу трех песцов. У одного лапки выпачканы в красной глине, невидимому он только что прибежал прямо с материка Северной Земли. На одной из привад был медведь, но успел удрать. Журавлев видел лишь, как мелькнула его тень. Мясо, конечно, оказалось съеденным, капканы спущенными и разбросанными.

Снегу пургами всюду нанесло порядочно. Особенно много его около дома, где кругом разбросаны еще с осени пустые ящики, оставшиеся от постройки материалы и, главное, с южной стороны, откуда чаще всего дует, сложена поленница дров. Из-за нее вытянулась огромная заструга, доходящая до саней вплоть. К весне нас, пожалуй, занесет до крыши.

Сегодня, 30-го, Журавлев с Ушаковым вновь отправились на Голомянный. Очищая на улице от снега вход в сени я вдруг услышал около метеобудок упорный лай нашей дряхлой суки Диски, которая одна в этот момент была на свободе. Подойдя на лай, увидел белый силуэт медведя, спокойно шагающего к дому. Заскочить в дом, схватить карабин и крикнуть Ходову, что подошел зверь, было делом одной минуты. Несмотря на электрический фонарь на мачте флюгера на крыше и огни в окнах, медведь продолжал итти все так же размеренно и был уже метрах в десяти. Я выстрелил в силуэт два раза, медведь рявкнул и бросился наутек. Выскочивший в этот момент Ходов, не долго думая, кинулся за ним. Я задержался, выпуская из загородки нашего медвежатника Мишку, иначе раненый зверь уйдет далеко. Пес сразу сообразил, в чем дело, и вихрем помчался вдаль, где уже был слышен лай Диски, неотвязно следовавшей за медведем, несмотря на свою старость. Торопясь в темноте, то-и-дело запинаясь за невидимые торосы, проваливаясь по пояс в какие-то забитые снегом ямы, скатываясь кувырком с незамеченных заструг и торосистых нагромождений, спешу туда, где слышен гомон собак и по временам выстрелы. Пока успел прибежать, все уже было кончено. На убитом медведе сидел торжествующий Ходов, а рядом с ним тяжело дышащие, то-и-дело хватающие снег собаки, Раненого зверя Василий Васильевич преследовал по пятам, один раз, свалившись с торошенной гряды, упал чуть не на него, несколько раз стрелял, но, конечно, сразу попасть по убойному месту в темноте на бегу дело мудреное. Вернувшись за санями на базу, чтобы притащить тушу, застали там вернувшихся наших, На Голомянном они ничего не видели. Совместно сходили и приволокли добычу, при вскрытии оказавшуюся довольно тощей холостой самкой. Итак, это уже второй зверь, так смело подходящий к дому.