Два года в тундре

Пересели и снова поехали. Поставив собак в нужном направлении и ухватившись за нарту, кое-как втянули ее на подъем. Гриишпун, усиленно понукая собак, ругался на чем свет стоит.

Нарта скользила легко, и, если бы собаки тянули хоть немноягко дружнее, все было бы в порядке. Подъехали к летникам. Стая сорок поднялась на воздух. Собаки вдруг друягно рванулись вперед. Быстро замелькали деревья, нарта, прыгая по ухабам, пронеслась мимо домов, вешал и на полном ходу свернула на реку под крутой откос. Собаки точно взбесились, снежная пыль так и летела из-под нарты. Все попытки затормозить пли хоть замедлить этот бешеный бег ни к чему не привели.

— Держись! — крикнул Гриншпун.

Меньшиков ухватился руками за крятку и весь сжался, готовый ко всяким неожиданностям. Нарта ухнула вниз и несколько раз перевернулась. Мягкий снег принял в свои объятия Меньшикова. Гриншпун, судорожно ухватившись за дугу, перелетел через голову и вместе с нартой и собаками также завяз в рыхлом снегу.

— Здорово проехали!

— Да, что называется, с шиком. Давай-ка покурим.

— Кури, а я буду войдать нарту. Теперь собаки пойдут.

Немного передохнув, вытащили нарту на дорогу и опрокинули ее кверху полозьями. Намочив водой кусок шкуры оленя, вновь испеченный каюр стал быстро проводить ею по полозьям, отчего они покрылись тонким слоем льда, так что нарта начала скользить заметно легче.

Гриншпун оказался прав. Собаки потянули дружно и, постепенно ускоряя бег, быстро несли нарту вперед. На полпути к Крепости путники остановились ночевать. Развели костер, вскипятили чай и, отогрев у костра замерзший хлеб, с аппетитом поели.

До сих пор шла накатанная дорога, а дальше нужно было прокладывать путь по целине из глубокого снега. На этот случай Меньшиков и Гриншпун имели с собой две пары широких камчадальских лыж, подбитых камусом, ворсом назад.

Второе чаепитие устроили у протоки Прорва, недалеко от Крепости, в том месте, где дорога сворачивала в сторону. Встали на лыжи. Один шел впереди, протаптывая собакам путь, а второму приходилось управлять упряжкой и подталкивать нарту. Неожиданно на соседней протоке показался след от проехавшей вперед нарты. Надо было постараться во что бы то ни стало ее нагнать, так как двум упряжкам вместе будет итти несравненно легче.

Миновали волок, где нашли место покинутого недавно привала. Остатки костра еще не успели остыть. День кончался, наступили сумерки. Скоро совсем стемнело, итти стало очень трудно. Следы нарты исчезли, появилось опасение, что можно сбиться с пути.

— Давай, заночуем. Лучше завтра выедем пораньше и нагоним нарту еще на ночлеге, — предложил Меньшиков.

Свернули в лес, нарубили дров, разгребли лыжами снег и развели костер. В котелке вскипятили воду и спустили туда замороженных пельменей. Поев, залезли в кукули. Обоим не спалось. Костер медленно догорал, собаки повизгивали, укладываясь в вырытые в снегу норы. Мертвая тишина стояла кругом, холод забирался иод одежду.

— Спишь?

— Нет, а что?

— И мне что-то не спится, — вздохнул Гриншпун. — Расскажи-ка что-нибудь про «материк». Я вот уже полтора года здесь, совсем оторвался от мира.

— Так ведь у тебя семья на материке, разве ты писем не получаешь?

— Как не получать! С парохода, вот привезли один раз за полтора года.

— Скучно ведь без семьи?

— Скучать-то особенно некогда, но повидать детишек иной раз хочется.

— Так почему же ты семью с собой сюда не привез?

— Да куда же тут? Дома здесь, сам знаешь, какие. Сам я все время в разъездах: то в район вызовут, то на рубку, то на сплав леса едешь. Да и учиться ребятам надо.

Гриншпун рассказал, как он попал на Чукотку, и незаметно перешел на свои лесозаготовки.

Костер едва тлел. Ярче загорелись звезды, мороз крепчал.

— Ну, давай спать, — закончил рассказ Гриншпун. — Завтра рано встанем.

Забравшись с головой в кукули, оба замолчали.

Проснулись от нестерпимого холода. На небе ярко светила луна. Меньшиков достал часы, чиркнул спичку: шесть часов, пора подниматься. Сгреб в кучу угли потухшего костра, положил заготовленную стружку и дрова. Огонь быстро разгорелся. Набив снегом чайник, повесил его над костром. Собаки лежали неподвижно, внимательно следя за каждым движением человека. Поднялся Гриншпун. Позавтракав, уложили кукули на нарты, закрепили груз ремнями и, не задерживаясь, тронулись в путь. Собаки вначале бежали неохотно, но все же слушались команды.

Перед самым рассветом они прибавили ходу и, навострив уши, начали оглядываться по сторонам. Вот вперед рванулся передовик и перешел на крупную рысь. Вся упряжка подтянулась, нарта быстро покатилась. Придерживая ее левой рукой и тормозя остолом, выехали за крутой поворот. Собаки снова рванулись, но глубокий снег и остол быстро их осадили. Впереди показался дымок, потом костер и наконец человек, успокаивающий своих собак.

Гриншпун узнал его.

— Здравствуй, Антон! Ты куда это собрался?

— Да я, когда отвозил тебя в Марково, капканы поставил у Чукчей протоки и у Майна. Теперь смотреть еду. Там выдра ходит.

— Значит, на Майн теперь с нами поедешь?

— До Алгана с вами, а потом на Банерную сверну.