Два капитана

– А ничего. Через некоторое время к нам снова Пьезо подошел, забрать его хотел. Я даже отодвинулся, чтобы не мешать, а тот сидит рядом, как каменный, и на команды – ноль реакции. Шериф его за ошейник взял, а Ац как рыкнет!

– Ац?

– Это я его так по-свойски зову.

– И что дальше?

– А дальше Пьезо и говорит мне: тебя, мол, хозяином выбрал. И уехал. Все уехали, а мы вдвоем так до ночи и просидели. С тех пор он от меня ни на шаг! Словно привязанный. Мне шериф еще сказал: не обижай его! Обидишь его, как же! Он же, гад, весит больше меня! На нем верхом кататься можно! Но умный пес, все понимает! О! Видал? Усек, что про него говорят!

Ацтек в этот момент приподнял голову и посмотрел на друзей. Затем, словно поняв, что это просто треп и ничего серьезного пока не предвидится, снова опустил голову на лапы и вздохнул. Получилось так, будто он осуждает этих излишне говорливых двуногих. Парни невольно заулыбались.

– Да уж, вижу. Я, когда голову повернул, думал, первый раз в жизни кверху задницей обделаюсь! Да, кстати! А как так получилось, что он сюда попал? Не, прикид, все дела – это я понимаю. Но, насколько знаю, у врачей такой коцаный билетик за отмазку не канает.

– А, – махнул рукою Дикий, – здесь-то как раз все просто. Мы с Гретой как-то ночью пошли на пляж купаться, а там главврач этой больнички с подругой плескался. Они с Гретой знакомы.

– Ну и что? – удивился Конан.

– Да ничего. Просто ему за пятьдесят, а подруге той – дай бог двадцать.

– Все равно ничего не понял, – тяжело вздохнул Сергей.

– Да пока ты тут в реанимации отвисал, как-то само собой выяснилось, что супруга главврача не шатенка, как та подружка, а крашеная блондинка, и ей, жене в смысле, не двадцать, а тоже явно за пятьдесят, да и весит она под соточку. Эдакая Брунгильда, из тех, что БТР на скаку остановит, бой-баба. А главврач – дай бог, если чуть больше полтинника, да и росточком метр в кепке, да еще в прыжке. Маленький, тихонький интеллигент. Короче, прибьет она его, если узнает. Так что, Конан, у нас с тобою в этой больничке карт-бланш. Можно хоть рогача приводить, и даже без халата. Это мы с Ацтеком поприкалываться решили, тебя повеселить.

– Повеселили, базара нет. Чуть не обделался со смеху, – снова хмыкнул Конан. – Я тут, Вань, пока валялся, вот о чем подумал. Такими темпами долго мы с тобою не протянем, кончат нас. Не те, так эти. Или еще кто-нибудь. Мало нас, чтобы жить здесь и ни под кого не прогибаться. Это пока народ не понял, кто мы и что мы, они остерегаются, а как поймут, что за душой у нас никого нет, так и кончат. Массой задавят.

– Еще неделю назад, Серый, я бы стал спорить с тобой. Потому как все, кто до сих пор на нас тут прыгать пытался, по меркам СОБРа не более чем начинающие в вопросах силовых решений. Не соперники нам от слова совсем. Но после случившегося спорить не буду. Прав ты на все сто: мало нас. Всю жизнь начеку не будешь, и близких от всех бед не убережешь, – немного подумав, ответил Дикий. – Только что делать-то? Рекрутов набирать и тренировать? Долго и нудно это, да и лениво.

– А если наших свистнуть оттуда? У Старикова ж получилось.

– Из СОБРа или Донбасса?

– Без разницы откуда, главное, чтобы люди надежные были и чтобы интересно им было сюда переезжать. Как думаешь?

– Нормально, думаю. Но есть одно но! Третий закон СОБРа помнишь?

– Вот ты сволочь, Дикий!

– По-омнишь! Но повторю: инициатива наказуема! Так что думай, составляй списки и прикидывай, как кого лучше агитировать. И как только выползешь отсюда, займемся.

Тут дверь в палату дернулась, но, уткнувшись в тело невозмутимого Ацтека, замерла в приоткрытом состоянии.

В щель удивленно заглянула медсестричка, ойкнула, обнаружив причину, по которой не может попасть внутрь, и, запинаясь, сообщила, что больному нужно делать перевязку.

Потом сообразив, что ко всему прочему больной не лежит, а сидит, возмущенно пискнула и куда-то умчалась.

– Так. Спалились мы, Ац, – протянул Иван. – Ладно, дружище, ты тут давай выздоравливай, а нам пора. А то чую я, что нагорнут нам сейчас барбарисок по самое не балуйся! Все, Конан, помчались мы! Будут прессовать – вали все на меня. У меня, ты ж помнишь, индульгенция.

С этими словами друг и его пес скрылись за дверью, а Конан еще некоторое время сидел и улыбался, вспоминая добермана в чепчике.

25. Клуб «Красная роза»

В Порто-Франко начинало смеркаться, вследствие чего жизнь в промзоне постепенно замирала. Можно было даже сказать, что вместе с темнотой на эту часть города опускалась тишина, если бы не парочка тихонько бубнящих двигателей вентиляционных систем на небольших производствах суточного цикла. Праздно шатающихся граждан здесь отродясь не было, а редкие автомобили припозднившихся работников лишь на какие-то мгновения оживляли унылую картину с бесчисленными серыми заборами на заднем плане. То есть если днем кто-нибудь еще мог обратить внимание на щуплого араба, быстро шагающего за неимением тротуара прямо по порядком разбитой асфальтовой дороге, то сейчас обращать внимание было просто некому.