Два красавчика и Я (СИ)

— Вы тоже не сможете избежать наказания. Ваше поведение ужасно для благочестивого человека. Поцелуи в торговом центре, в баре возле туалета, объятия в общественных местах, греховые мысли, секс с человеком, с которым вы не связаны узами брака, и не ради продолжения рода...

— Меня тоже в рай?

— Нет! В ад!

Рука поднимается над моей головой, сопровождаемая таким же громогласным хохотом. А потом с размаху падает на мою макушку. Я падаю с визгом вниз, сквозь облака, и лечу, лечу, лечу...

...

— Птичка!

Ой, меня еще трясет! Турбулентность?!

— Анна, блин!

Нет, это Мирослав трясет меня. Я распахиваю глаза, и испуганно вцепляюсь ему в голые плечи.

— Мирослав! Тебя же отправили в рай!

Глаза парня расширяются. Он внезапно секунду смотрит на меня, а потом запрокидывает голову и начинает ржать.

Я недоуменно моргаю. Погодите-ка... холодный сквозняк из приоткрытого окна, касается моей обнаженной спины. По комнате крадется тонкий утренний лучик солнца.

Ой. Кажется, это был сон...

— С добрым утром, Анна, — отсмеявшись, произносит Мирослав, — так куда меня там отправили?

Кхм. До меня доходит, что мы оба абсолютно без одежды. Совсем. Как были вчера — так и заснули, даже одеяла нет. Черт. Сейчас я чувствую кожей все его тело. Щеки моментально начинают пылать.

Мирослав приподнимает брови, замечая мою реакцию.

— Ты краснеешь, птичка? После того, что между нами было вчера?

Он переворачивает меня на спину и ложится сверху. И улыбается так, что я сомневаюсь в правильности решения Бога отправить его в рай. Он будет там тем самым змеем-искусителем.

— Продолжим? — выдыхает он, перехватывая мои руки за запястья и заводит их над головой.

— Мы же вчера продолжили... — отвечаю я. И чувствую легкий и мягкий поцелуй на губах.

— Ага, птичка, — он начинает покрывать поцелуями мое лицо, спускаясь к шее, — кажется, я уже шутил по этому поводу когда-то...

Внезапно я слышу вибрацию. И поворачиваю голову. Мирослав тоже. По постели ползет мой телефон, а на экране светится ярко “Мама и Папа”. Точнее, из-за трещин там только “Ама и Па”, но я догадываюсь и по этим буквам, кто мне звонит.

Оооооо, так вот к чему был этот сон!

— Погоди, — произношу я, и ловлю телефон. А потом принимаю вызов.

— Да?

— Благослови тебя Господь, доченька! — раздается в трубке голос мамы, — я звонила тебе всю ночь, а ты не отвечала! Где ты и как ты?!

Ой. Должно случиться что-то страшное, чтобы они звонили мне аж ночью.

— Я... дома, — неуверенно отвечаю я, — со мной все нормально.

— У кого дома?

— В смысле?! У себя!

Мирослав несколько секунд слушает мои ответы с задумчивым лицом. А потом усмехается и я внезапно чувствую прикосновение губ на коже возле ключицы. О Боже, я убью этого развратника!

— У себя? — голос мамы сочится подозрительностью, а я, тем временем, пытаюсь оттолкнуть голову Мирослава. И слышу смешок, а он начинает опускаться вниз, — я вчера звонила твоей... так сказать, подруге Татьяне, и она поведала мне, что тебя выгнали со съемного жилья.

Блин! Поцелуи, тем временем, доходят до груди. И в тот момент, пока мама в трубке рассуждает о моральных качествах Танюхи, я внезапно ощущаю еще и влажное прикосновение языка. И едва ли не закатываю глаза от нахлынувших чувств.

Я сейчас его точно придушу.

— ...поэтому, доченька, мы бы очень хотели познакомиться с твоим избранником. Мы, конечно, закроем глаза на то, что ночевать у кого-то, не будучи венчанными, это, как бы, нехорошо...

— Прекрати! — в панике шепчу я, отняв телефон от уха, и пытаюсь скинуть с себя Мирослава вообще. Он в ответ на мои телодвижения закатывает демонстративно глаза и что-то произносит одними губами. Кажется, “О да, птичка”, если я не разучилась читать по губам.

— Аня? Аня! — слышу я мамин голос в динамике и прижимаю телефон снова к уху, — ты меня услышала вообще?

— Да! — нервно отвечаю я. Мирослав, вздохнув, кладет голову мне на грудь. И закрывает глаза.

— Тогда ждем тебя сегодня. Пока, доченька, и с Богом.

Я сбрасываю вызов.

— Птичка, — слышу я веселый голос Мирослава, — твои родители действительно настолько верующие?

— Ты что, подслушивал? — воззряюсь я на этого наглеца, лежащего, как ни в чем ни бывало, на моей груди.

— Все и так слышно было.

— Еще какие верующие, — отвечаю я, — не мог бы ты...ммм... слезть с меня?

— А как же продолжение? — усмехается парень.

— Мне нужно ехать!

Я, наконец, сбрасываю с себя это наглое и бесцеремонное тело. Потом хватаю подушку и, закрываясь ей, сползаю с кровати, собирая разбросанные шмотки на полу. И слышу протяжный вздох, не рискуя поднять глаза.

Он там, все-таки, полностью голый.

— Птичка, ты обломщица. Ладно, поехали... так и быть.

— Куда? — в ужасе спрашиваю я, подхватывая с пола нижнее белье, — в смысле — “поехали”?

— Я тебя отвезу.

— К моим родителям? Только отвезешь?

— Неа, — слышу я смешок, — они же тебя просили припереть того, с кем ты ночевала? Я хочу посмотреть на это представление. Поэтому я еду с тобой.

Ооооооо, неееееееет!

— Не смей, — вырывается у меня, — это будет полный позор. Для меня. И конец.