Два крыла. Русская фэнтези 2007

— Ну-ка, ну-ка, просвети меня, — заинтересованно зачастил Вежда, храня, впрочем, в глазах свой лукавый огонек. — А разве здесь, в этом мире, все тебя устраивает? А печенеги с хазарами да иными степняками? А разбойники? Не обидно тебе здесь, не больно? Все по справедливости?

— Нет, конечно, — пожал плечами Илья. — Да только, коли по совести жить, то и не будет всего этого. Что глядишь? Не так?

Вежда смотрел на Илью уже без лукавых искорок в глазах, он улыбался, но улыбка его была смиренна да печальна.

— А как же Морана-смерть? — спросил он.

— Так куда же деваться-то без нее? Иначе уже лет через пять жить негде будет, всюду народ за место под солнышком биться станет. Но ты лучше толком скажи: знаешь про сына этого божьего или нет?

— Знаю, — кивнул Вежда, и печальная улыбка вовсе исчезла с его лица. Он немного помолчал и стал говорить: — В палестинских землях это было. Пришел туда один человек, которого тогда звали Иешуа, а по-эллински Иисус. И стал он учить тех, кто его слушал, как жить в мире и согласии и почему не нужно бояться смерти. Многое из того, о чем он говорил, люди не поняли, многого из деяний его боялись. По навету его схватили и предали мучительной смерти. А он через три дня восстал из мертвых, вернувшись из Нави. Потом этот человек ушел из тех мест навсегда, а многие люди, назвавшись его учениками, написали о нем книгу, в которой истинных слов о нем было одно из трех, а не сказано было и того больше.

— Но он на самом деле был сыном бога? — спросил Илья.

Вежда покачал головой:

— Нет, так решили сами люди — сам он говорил по-иному, но его не захотели понять. Те же, кто назвался его учениками, и те, кто поверил им, скоро сами стали теми людьми, против которых свидетельствовал Иешуа. И теперь его именем творят больше беззаконий, нежели закона, и сеют смерть, говоря о жизни вечной, и давно забыли истинного Иисуса, помня и пестуя лишь легенду о нем.

Вежда тяжело вздохнул и сказал еще:

— Пропал его урок втуне… Чудаком он был тогда, хотел, вишь, как лучше, а эвон как все повернулось… М-да… Людей нельзя научить быть добрыми и великодушными — к этому они должны прийти сами, через свое страдание, горе и боль. Человек что железяка — валяется без толку под ногами, мешает, пока за нее кузнец не возьмется. Да в горн ее, да ну по ней молотом гулять, да снова в горн, да в водицу студеную. Вот тогда из железяки толковое что и получится: али меч боевой, али серп с лемехом. Через одно только счастье, Муромец, толку не будет. Такое счастье ржой побьется да плесенью съедено будет. К счастью идут долго да непросто. А и есть ли оно, счастье? Это, верно, иное что-то, людскому уму уже неподвластное, да и не людям обещанное… Все должно идти своим чередом. Кого-то поцелуем исцелить от злодеяний можно, а кого-то лишь мечом. Чтобы полюбить всем сердцем, сперва нужно люто возненавидеть. А на пустом месте любовь не растет…

…И шли нога в ногу по лесной дорожке учитель с учеником, и пели у них над головами птицы, и прислушивался к чудному разговору хозяин леса, тихонько покачивая своей поросшей мхом головой.

ЭПИЛОГ

Было много людей, которые могли бы подтвердить, что сын землепашца Чебота, с именем Илья да по прозванью Муромец:

— действительно был калекой, однажды поставленный на ноги прохожим старцем;

— отправился в Киев на службу князю Владимиру Святославичу по прозванью Красное Солнышко, но его дружинником побыл недолго;

— с означенным русским князем часто бывал не в ладах;

— защищал родную землю на заставах у Великой Степи;

— равных себе в мечном и ином бою не ведал;

— совершил множество подвигов и в конце жизни удалился отдел, став отшельником.

(продолжение подразумевается)

писано в граде Москове лета 2005 от Рождества Иисуса Назорея Васькой Вороном

Андрей Ездаков ПУТЬ «ОБОРОТНЯ»

1. Холодное утро

Капля дождя, просочившись сквозь густые еловые ветви, упала на щеку дремлющего человека. Он мгновенно открыл глаза, будто и не спал вовсе. Вокруг сплошной стеной стоял густой хвойный лес. Было тихо, так тихо, как бывает лишь в утренние часы незадолго до восхода солнца, когда силы тьмы уже укрылись в своих извечных бастионах, а все, кому по душе больше свет, еще «нежились в постелях».

Тишину нарушал только шорох дождя. Даже ветра в этой густой чащобе не было.

Невысокий коренастый охотник приподнялся на своем лежбище, устроенном вечером под кроной огромного дерева. Постелью ему служила подстилка из еловых и пихтовых веток, пересыпанных добрыми травами, отгоняющими своим запахом мелкую нечисть. Легким движением кистей он снял слабенькое охранное заклинание, которое должно было предупредить в случае появления поблизости крупного хищника, несколько раз потянулся, прогнулся всем телом и присел на корточки. Охотник был готов продолжать свой путь, начавшийся уже полторы недели назад.