Два ледокола: другая история Второй мировой

Ко мне довольно часто заезжают провинциалы, бывающие в Петербурге, помещики и общественные деятели. Если им верить — а почему бы отказать им в доверии? — пугачевщина 1905–1906 годов не прекратилась вовсе. Она затихла, она приняла другие, менее шумные формы, но продолжает свое разрушительное дело.

Крестьяне не ходят, правда, как прежде, целыми толпами и с караванами конных подвод, чтобы грабить помещичьи усадьбы и жечь их. Но поджоги идут все-таки непрерывно — то дом подожгут, то гумно, то сарай, то амбар, то скирды и одонья хлеба.

Продолжаются самые возмутительные, самые нелепые потравы. Становится невозможным завести огород или плодовый сад, ибо и овощи, и фрукты непременно будут расхищены еще в завязи. Мало сказать — расхищены, растения, иногда очень дорогие, выписанные из дальних стран, вырывают с корнем, ломают, рубят.

Даже простые декоративные растения беспощадно истребляются.

Племенной скот увечится иногда самым безжалостным образом.

Сельскохозяйственные машины портятся и пр. и пр. Чувствуется не отчаяние нищеты, не жадность разбойника, а какое-то сладострастие вандалов, уничтожающих культуру только потому, что она культура. Деревенские старики, родившиеся «при господах», еще хранят оттенок уважения и к чужой собственности, и к чужому культурному труду, но хулиганствующая молодежь впадает явно в тот опасный психоз, который побуждал варваров разрушать всякую цивилизацию.

Ничуть не помогают самые добрые, самые великодушные отношения к крестьянам со стороны помещика. На барина-благодетеля чаще всего смотрят как на дурака, простотой которого пользоваться будто бы сам бог велел. Жестокие, первобытные нравы вытесняют не только культурных людей из русской деревни, но и тех крестьян, которые еще не потеряли образ человеческий.

Громадный отлив рабочих сил в отхожие промыслы, в переселение, в эмиграцию объясняется, главным образом, тем, что в одичалой деревне трудно становится сохранить нынче результаты своего труда, свое спокойствие и самую жизнь…»

Вот что принимает как факт товарищ Сталин, еще будучи тифлисским семинаристом.

И заметьте, господа Минкины и Суворовы… — этот бандитизм и хамство показаны не после 1917 года, а задолго до него…

Для того чтобы допустить к хозяйству России революционеров…, надо было сильно постараться. И не один век. Минимум сие совершалось в два этапа.

Первый этап — середина XVIII века

Романовы к 150-летию своего правления, то бишь в зените своего величия, выдали на-гора Указ о вольности дворянства от 18 февраля 1762 года, что числится за Его Императорским Величеством Петром III. Сей Манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» совершал немыслимое в глазах русского крестьянина. Впервые в истории России дворяне освобождались от обязательной 25-летней гражданской и военной службы, могли выходить в отставку и беспрепятственно выезжать за границу. И при этом все земли за ними сохранялись. Равно как и мужики, прикрепленные к этим землям.

Смысл крепления мужика еще при Рюриках был один — он работает часть своей недели на земле барина, дабы барин мог спокойно на получаемый от этого косвенный мужицкий налог служить Царю и Отечеству. Это, так сказать, были остатки той воинской десятины, на которую и содержалась военная мощь прежней Скифской империи.

Теперь же, после февральской революции 1762 года, мужики продолжали часть своего времени обслуживать бар, а те могли служить али не служить Царю и Отечеству. Это теперь было на их высокое усмотрение… Мужицкий ум говорил в таком случае простое — дык если барин не служит, а курит трубки на диванах с кофием в обнимку, так пусть он сам себя и обпахивает… А мы, крестьяне, будем продолжать работать на себя, Царя и Отечество….

Ладно, понимаю, что Петр III был сыном немецкого герцога и внуком шведского короля Карла XII. И с детства своего воспитывался как наследник именно шведского престола. Вот тут бы его дебелые мозги, что не понимали Дух того народа, на котором держался трон Романовых, и поправила бы русская умная Женская Душа!!! Да куды там…

Все русские Женские Души, еще начиная с первой жены Петра I, Евдокии Лопухиной, к тому времени насильно по монастырям окончательно распихали… На душевный покой… и подальше от этого трона. Посему и супружница этого внука шведского короля его вилкой в висок и угомонила… Но русскому крестьянину от этого не полегчало… Ибо угомонившая одного из рода Гольштейн-Готторпских, и что в детстве своем звался далеко не Петей, а Карлом-Ульрихом, теперь сама взошла на русский престол под именем Екатерины. На плечах тех самых освобожденных от службы Отечеству удалых гвардейцев. Им, поди, в кайф девку на плечах таскать… Это ведь не 25 лет Родине служить.