Два лика января

Райдел подумал о том, что Анна теперь слушает подряд все программы Би-би-си, включая радиопьесы и поэтические чтения, хотя понимала лишь отдельные слова. Анна боготворила все английское, при том что никогда не была в Англии, а старания овладеть языком расширили ее словарь лишь до десяти-двенадцати слов. Он пожалел, что забыл купить Анне пару пачек «Плейера». Надо будет сделать это в следующий раз. Хотя Анна не была курильщицей, но ей нравились английские сигареты, именно потому, что они английские, и нравилось выкурить сигарету после еды.

Анна налила ему еще бренди. Райдел посмотрел на часы. Было одиннадцать тридцать семь. Он кашлянул.

— Анна, я уже разговаривал с Нико. Думаю, мне лучше остаться у вас на пару дней. Во всяком случае, переночевать сегодня. А завтра будет видно.

— Конечно оставайся. Ты ведь знаешь, Райдел, тебе здесь всегда рады. Вот тахта. — Она показала на прогнувшуюся тахту возле кухонного уголка.

Райдел никогда еще не оставался у них на ночь, хотя Нико и Анна приглашали его «остаться на недельку» главным образом потому, что считали, будто с него слишком много берут в гостинице «Мельхиор кондилис».

— Ты позвонишь Женевьеве? — спросила Анна, и в глазах ее вспыхнул озорной огонек.

Женевьева. Райдел устало улыбнулся. Она была дочерью археолога из французской школы археологии в Афинах. Ей было двадцать четыре года, и она закончила отделение антропологии. Однажды, гуляя после ужина, Райдел предложил ей зайти в гости к Нико и Анне. Он и Женевьева тогда встречались. Анна воображала, будто между ними был страстный роман, который должен непременно закончиться свадьбой. Женевьева питала к нему симпатию. Но любила ли она его по-настоящему? Скорее всего, нет. Женевьева была самой красивой девушкой из всех, кого он встретил в Афинах. Они целовались несколько раз, а однажды обнимались минут пятнадцать на софе у нее дома, пока не было родителей. Райдел собирался предложить ей выйти за него замуж и уехать с ним в Штаты (впрочем, он мог поискать работу в Париже в качестве юридического консультанта в какой-нибудь американской фирме), но колебался. Что-то подсказывало ему, что Женевьева совсем не тот идеал, который он ищет, что лучше подождать. И теперь, после Колетты, он окончательно уверился в этом. Женевьева вдруг показалась ему далекой, чужой. Не более чем приключением, за которое он испытывал стыд и вину. Конечно, он не мог уехать из Афин, не повидав Женевьеву, не попрощавшись с ней.

— Ну так как? — Анна ждала. — Или ты встретил кого-то еще?

Анна, видимо, уже забыла о Колетте. А может, его рассказ был неубедительным или же из него следовало, что Колетта больше увлеклась Райделом, чем он ею? Райдел вдруг ощутил щемящее чувство одиночества.

— Ты права, мне следует поговорить с Женевьевой. — Он залпом допил бренди. — Видишь ли, Анна, сегодня вечером мое имя может появиться в газетах. Меня ведь подозревают в убийстве миссис Чемберлен.

Анна нахмурилась, выразив подобающую серьезность.

Райдела охватило мучительное ощущение беспомощности, какое приходит, когда пытаешься объяснить ребенку то, что слишком сложно для его понимания.

Анна заметила состояние Райдела. Взяла бутылку бренди и с радушием хозяйки наполнила его маленькую рюмку до краев.

— Я знаю. Но вот увидишь, все уладится.

— Дело в том, что я виновен в… — Он замолчал, подыскивая нужные слова на греческом. — Я виноват в том, что добровольно помогал убийце. Я имею в виду убийство агента греческой полиции в той гостинице. Виновен в помощи и содействии преступнику, если перевести буквально известное английское выражение. Не знаю, что заставило меня тогда помочь ему. Теперь Честер заявит, что это я убил его жену, и у меня нет доказательств моей невиновности.

— Честер?

— Да. Это его настоящее имя.

Глава 15