Но вот кончились поля, и путники достигли девственного леса; идти стало труднее, тем более, что Будху требовал, чтобы его все время несли на руках. Еле заметная тропинка вилась в густой траве среди зарослей папоротников, каменного дуба и рододендронов, душный воздух был насыщен влагой. Гангу казалось, что он слепнет в этом темном лабиринте. Листья, ветки, теснившиеся вокруг кусты и деревья сплетались в сплошную завесу, и ему стало мерещиться, будто он сливается с этим дышащим тлением зеленым адом. Мерный звук падающих капель, причудливые и зловещие очертания деревьев порождали фантастические видения в его мозгу, а назойливое жужжание, производимое мириадами насекомых, которое порой прорезывала низкая нота жука, похожая на трубный звук, вызывало мысли о небесах, где поселяются праведники, после того как их чистое сердце выдержит испытание адских мук. Время от времени Гангу, с сыном на руках, оглядывался, чтобы посмотреть, далеко ли отстали жена и дочь. Но они, как героини древних времен, шли вслед за ним, вдохновленные близостью обетованной страны, не жаловались на колючки, больно ранившие ноги, и, казалось, не чувствовали голода.
— Кто хочет есть, должен смело идти навстречу неизвестному, — сказал Бута, старавшийся философскими рассуждениями поддержать своих спутников. — Мы, северяне, с рождения придерживаемся этого правила. Мы никогда не отступаем перед опасностью.
Они прошли около семи миль по змеившейся тропинке, и наконец чаща кончилась. Перед ними простиралась долина, окаймленная со всех сторон грядой неприступных гор, из-за которых щедрое апрельское солнце изливало нестерпимый зной. Указав рукой куда-то вперед, Бута сказал, что они уже дошли.
Но они не успели ничего разглядеть толком: ни работавших кули, видневшихся тут и там между длинных рядов жестких чайных кустов, ни бунгало, разбросанных по холмикам на самом солнцепеке и окруженных чудесными тенистыми садами; ни нескольких домов, похожих на жестяные ящики, — сардар уже ввел их в небольшой деревянный сарайчик, и, прежде чем они поняли, где находятся, они оказались лицом к лицу с бабу Шаши Бхушан Бхаттачарья, про которого они уже знали со слов Буты, что это очень важная особа на плантации.
Этот бабу, вертлявое существо с тощим телом, лисьим выражением лица и гривой растрепанных волос, сердито произнес:
— Нашли время, когда являться на плантацию! Свиное отродье! Сахибы отдыхают, и контора сейчас закрыта.
— Бабуджи[7], — смиренно сказал Бута, прижав руки к груди с покорным видом, какого Гангу никогда прежде у него не замечал, — очень трудно завербовать рабочих, согласных уехать так далеко от дома. Прошу тебя, зарегистрируй их.
— Ладно, так и быть, — произнес бабу, — только не забудь, о чем мы договорились с тобой перед отъездом, — при этом Бута поднял руку будто для приветствия, а на самом деле подал ему знак.
Гангу твердо знал, что люди объясняются знаками друг с другом, только если хотят скрыть от других тайную денежную сделку. Он сразу догадался, что Бута обещал дать бабу взятку, и ужаснулся, подумав, что, очевидно, и здесь, так же как в окружном суде в Хошиарпуре, все вершат подкуп и подлости. Его мысли прервало появление в дверях высокого сахиба, неловко кивнувшего всем головой.
— Здравствуй, Шаши Бхушан, — сказал сахиб, коверкая имя бабу.
Шаши Бхушан завозился на стуле, пытаясь в одно и то же время встать, чтобы приветствовать сахиба, и под столом всунуть ноги в свои сброшенные ботинки.
— Салаам, хузур[8], — ответил Бута, прикладывая руку к голове.
Приход белого человека вызвал всеобщее смущение; кули даже побледнели от страха. Сахиб кивнул в сторону Гангу и его семейства и, запинаясь, сказал на ломаном хиндустани:
— Я их осмотрю завтра утром. Они, наверно, устали. Пусть себе идут в квартиру, которую для них приготовили.
— Слушаю, сэр, слушаю, сэр! — скороговоркой повторял Шаши Бхушан, которому удалось наконец подняться. Он до тех пор кланялся, пока сахиб, повернувшись, не вышел.
— Всего хорошего, сэр, — крикнул ему вдогонку взволнованный Шаши Бхушан, подобострастно улыбаясь и переступая с ноги на ногу.
Кули были рады, что их отпустили, им хотелось отдохнуть.
— Ступайте! — скомандовал Шаши Бхушан. — Завтра доктор сахиб осмотрит вас.
Все стали выходить друг за другом из конторы.
— Эй, Бута! — позвал Шаши Бхушан. — Обожди минутку, мне надо с тобой поговорить!
Глава 2
Джон де ля Хавр шел от конторы к бунгало заведующего плантацией, размышляя о смерти. Он провел целый день в своей незатейливой лаборатории, наблюдая за бактериями в плохонький микроскоп и с головой уйдя в разноцветный мирок бесконечно малых клеток, пленявший его стройностью и красотой заключенных в нем смертоносных палочек.