Два лица

— Наверно… две комнаты, по возможности… Окна на север, желательно, во двор. И поближе к центру, да. Что-то такое. Планировок я не знаю, не спрашивайте.

— Не буду. — Он улыбался. — Чай? Попей, он вкусный. Где-то, вроде бы, были свежие печенья.

— Не-а, я домой, передайте брату, чтобы позвонил, если он появится сегодня. — Она резко выпрямилась и, не дожидаясь ответа мужчины, вышла из кабинета, он только успел проводить ее удивленным взглядом. В воздухе весела некоторая смущенность, которая исходила совсем не от девушки.

— Извини, не передам. — С улыбкой сказал Хейз, хотя в помещении уже несколько минут никого не было.

Небольшую, старую кровать накрывало серое неприглядное одеяло. Сейчас на ней никто не лежал, но ближе к ночи ее хозяйка придет, и обязательно удостоит своим вниманием. Девушка шла по улице, заглядывая за повороты, то и дело доставая изо рта крупный чупачупс, который едва ли влезал в рот. Солнечный, ветреный день заставлял беднягу жмуриться и перемещаться, буквально, от тени к тени, ведь яркий свет являлся одной из тех вещей, которых она сторонилась, и каковых не любила. Ее кожа моментально обгорала на солнце, появлялись болезненные, красные пятна и даже ожоги. Глаза никак не могли привыкнуть, и она шла по улице, напоминая слепого котенка, врезаясь в двери и спотыкаясь о порожки, несмотря на то, что вне яркого света завидно ловко ориентировалась в пространстве.

В голове витали странные, несуразные, никак не связанные друг с другом мысли, но каждая из них портила девушке настроение. Более, чем переехать, сейчас хотелось лишь бросить все и бежать, бежать… Ее детской мечтой было выступать в цирке, быть фокусницей или гимнасткой, однако все мечты потрескались, и рухнули крупными осколками в пустоту, не выдержав новости о неудачно сросшемся колене. Она-то выдержала, еще как, никаких депрессий, никакого смирения… но это неудачное падение с лестницы поставило крест на таких милых, и весьма правдоподобных фантазиях. Никакого излишнего напряжения, никакого бега или растяжек, никакого серьезного спорта, в общем, ничего, что так прямо связано с тем, чем она хотела бы заниматься.

Холи остановилась, глубоко вздохнула и опустила голову в асфальт. Могла бы, могла бы многое, если бы не маленькое обстоятельство. И с ним приходиться мириться, творить свой путь как-то иначе.

На небе понемногу стали проскальзывать серые, воздушные облака, отчего людная улица перестала выглядеть такой светлой и слепящей. С каждым шагом становилась неважным любая последующая мысль, хотелось отвлечься, но не получалось. Пение птиц старательно игнорировалась ее ушными раковинами, камни пинались вдоль дорог, такие массивные, тяжелые… Попытавшись пнуть такой еще разок, она чуть вновь не отшибла себе ногу, а потом недовольно взглянула вверх. Девушка недоуменно похлопала глазами и огляделась вокруг — она сама не заметила, как вошла в незнакомый район. Над ее головой развернулась настоящая стройка, а, точнее, реставрация старого непримечательного здания, огороженное все лишь несколькими натяжками защитной лентой. Крупные куски старой штукатурки сыпались вниз, люди морщились и обходили это место стороной.

Она недоуменно похлопала глазами, пожала плечами и прошла мимо. Странная улица, с невысокими жилыми домами, они все были желтые, словно стены психиатрической лечебницы, с полукруглыми, высокими окнами и пустыми мансардами. Наверное, Эд знает, что это за район, но в таком, что бы не случилось, ей бы точно не хотелось жить. Где угодно, хоть в деревне, хоть без удобств, только не здесь. Это место отторгало, хотелось быстрей вернуться к себе не улицу, вот только она не знала, как. Здания сменяли друг друга, вскоре опять показалась стройка, ей начало казаться, будто она ходит по кругу. Внезапно в голове зазвучали пресловутые птицы, и их пение, как будто, вытесняло другие, менее приятные звуки. Люди вокруг молчали, каждый из них устало шел по своим делам.

Хол сжала зубы и обернулась на сто восемьдесят градусов, отправившись ровно в обратном направлении. Пройдя так несколько сотен метров, она свернула в первый попавшийся проулок, и сильно обрадовалась, увидев вывески знакомых магазинов.

Дни тянулись медленно и печально. Обывательские обязанности превращали людей в зависимых кукол, повторяющих один и тот же цикл действий день за днем. Если ты не сходишь на работу, тебе сделают выговор. Получишь много выговоров — уволят. Уволят — не будет денег платить за жилье и еду, а не сможешь уплачивать это — умрешь. Формально, они все висели на волоске, вот только не каждый это понимал, продолжая вести веселую, местами праздную жизнь. А если ты в этом адском кругу еще и начальник, и на тебя работают другие люди, ты ответственен за сытость и благополучие многих других людей, и, совершая ошибку, обрекаешь на трудности не только себя, но их тоже. Система купля-продажи труда, все, в общем-то, довольны. Мы рождаемся чтобы трудиться, и это вся наша жизнь. Раз за разом одно и тоже. Всегда.