Два мага

– Угроза серьезная, – усмехнулся Феникс. – Если вы решились на нее, значит, вы действительно себя не помните. Так и быть, жалея вас, я вам скажу: француженка у меня.

– И она принесла вам медальон?

– Да в том-то и дело, что нет, в том-то и дело, что нет! – повторил граф несколько раз, и в его голосе против обыкновения послышалось волнение. – Будь этот медальон у меня, я держал бы моих врагов вот где... – и он, сжав кулак, протянул его. – Тогда бы я был спокоен, – продолжал он и заходил по комнате. – В том-то и дело, что моя француженка, видно, опоздала так же, как и ваша горничная. Она прежде горничной пробралась к шкатулке, но там медальона не нашла. Его кто-то унес раньше, а кто? Помогите мне найти...

Лакей в ливрее графа появился в дверях.

– Что нужно? – спросил его Феникс по-французски.

– Приехала карета, – ответил лакей по-французски же, – из Таврического дворца. Князь Потемкин просит к себе немедленно господина графа.

– Вы видите, – обернулся Феникс к Кулугину, – мне нечего было бояться вашей угрозы относительно светлейшего. Он мне доступен более, чем вам, и я сумею принять к нему должные меры...

И он поклонился, показывая этим, что извиняется, но должен спешить на приглашение Потемкина.

– Одно еще слово! – остановил его Кулугин. – Скажите мне, ради Бога, воспитанница Елагина у вас?

– Вы слишком требовательны, – твердо ответил Феникс, – я вам сказал: ищите медальон и тогда говорите о ней, без медальона же, к сожалению, вы ничего не узнаете.

Он поклонился еще раз и вышел из комнаты.

Радость

Цветинский перестал уже сидеть у постели Бессменного с утра до вечера. Во-первых, в этом не было надобности, потому что князь выздоравливал, а во-вторых, Цветинский бегал, как он говорил, по делам самого же Бессменного и хлопотал для него. Но до поры до времени он держал свои действия в секрете и ничего не рассказывал.

– Я, брат, тоже маг, – сказал он только как-то князю, – и привел к подчинению Кулугина, прочтя его мысли.

– Какой же такой силой? – удивился Бессменный.

– Силой бутылки. Напоил его пьяным, он мне и выболтал все, что знал. Вот тебе и вся моя магия.

– Что же он тебе выболтал?

– Потом расскажу. Дай сначала кое-что в известность привести.

Больше ничего нельзя было от него добиться.

Навещал он Бессменного урывками, в неопределенное время, когда появится свободная минута; являлся обыкновенно очень оживленным и даже о еде стал разговаривать меньше.

Бессменный был настолько уже силен, что мог читать книги, и проводил почти все свое время за чтением. Читал он и прозу, и стихи. Один сборник особенно понравился ему. Назывался он «Эрато, или Приношение прекрасному полу, состоящее в песнях». Тут были стихотворения чувствительные „ и неясные, и комические. Одно из них особенно понравилось Бессменному, и он учил его наизусть:

Расставшися с тобою,
Расстанусь я с душою;
А ты, мой друг, – кто знает? –
Ты вспомнишь ли меня?

Позволь мне в утешенье
Хоть песенкою сей
Открыть мое мученье
И скорбь души моей.

Пусть за меня в разлуке
Она напомнит муки;
А ты, мой друг, – кто знает? –
Ты вспомнишь ли меня?

Бессменный, благодаря этим стихам, был в грустно-размягченном настроении, когда в комнату влез Петрушка.

– Что тебе? – спросил его князь, с невольной улыбкой глядя на далеко не поэтическую наружность Петрушки.

– Там солдат вас спрашивает, – доложил тот. – Говорит, ему надо видеть князя Николая Семеновича Бессменного. Значит, вас, и притом в собственные руки...

– Что ты врешь? Ну, зови сюда солдата!

Вошел солдат драгунского полка, не молодой уже, вытянулся во фронт, руки по швам, и ясно отчеканил:

– Честь имею явиться!

– Что тебе нужно?

– Обязан доложить вашему высокородию случай, который произошел со мной. Был я это отпущен к куме на побывку и возвращаюсь к сроку домой. Иду это я по дороге, а возле дороги высокий частокол, и вдруг слышу – окликает меня кто-то – так это и слышу: «Солдат, – говорит, – а солдат!». Смотрю, у дороги канава, за канавой частокол, а в частоколе меж расшатанных кольев щель, и оттуда девица в пудре, и все как следует, выглядывает. «Поди сюда!» – говорит. Перепрыгнул я канаву, подошел к самой щели, а девица мне: «Пойди, – говорит, – и отыщи князя Николая Семеновича Бессменного, и передай ему от меня колечко...» Вот это самое колечко, – и солдат начал разворачивать зажатую у него в кулаке тряпку.

Сильно забилось сердце у Бессменного, грудь высоко задышала, и такая радость охватила его, что он почувствовал, будто голова словно кружится, как если бы он взвился вдруг на страшную высоту, в самое поднебесье.

Он сразу догадался, что это Надя шлет ему весть о себе, – значит, она помнит, скучает по нему, думает, любит. Значит, она здесь, в Петербурге, и он узнает сейчас, где она; а только бы узнать, ведь тогда никто в мире не помешает им увидеться...