Два миллиметра стали и ржавчины

Шипят бессвязные слова,

Горят безумные глаза.

И возвращаться не с руки.

И непонятно, почему

Не гаснет свет в твоем дому

У Бриллиантовой реки. (*)

- Привет, - сказал он, когда песня окончилась. - Присаживайтесь - и повёл рукой рядом с костром.

- Привет, - ответил Марк. - Спасибо!

- Не против, если я в твоём ручье воды хлебну? - спросил Кракли.

- Конечно, о чём речь, - ответил человек и встал, отложив гитару. - Сейчас, погодите секунду.

Он скрылся в двери хибарки за его спиной, погремел чем-то и почти сразу показался на пороге со стопкой жестяных стаканов и трёхлитровой пластиковой бутылью, наполненной тёмной жидкостью.

- Пива хотите? Пока не прокисло?

Он протянул Кракли стопку стаканов и скрутил голову бутылке.

Разливаясь, пиво лязгало по металлу окатанными льдинками.

- А сам? - спросил Кракли, видя, что хозяин не стал наливать себе.

- Я не пью, ребята, - ответил гитарист. - Совсем. Уж простите.

- Тогда откуда у тебя с собой пиво? - спросил Йети. - И стаканы?

- А они не с собой, - ответил гитарист, усаживаясь обратно и набрасывая ремень гитары. - Тут на полке стояли. Пиво было вообще почти полностью заморожено.

Кракли кивнул, выпил.

- Ты давно тут? - спросил Марк, выпив.

- Часа три, - пожал плечами гитарист.

- О как, - воспрял Йети, - свежий человек. А ну-ка, скажи нам, что ты думаешь по поводу смерти?

- Тише, - дёрнул Карапуза за рукав Кракли, - что ты, честное слово! Лучше скажи, как звать тебя, хозяин?

- Игорь, - ответил гитарист. - А по поводу смерти - а Бог её знает. Таймер тикает, и пусть его, не стоит на нём сосредотачиваться. Он и без нас прекрасно обойдётся.

- А как же Царствие Небесное? - продолжил въедливый Йети. - Как в него попасть, если не по смерти?

- Царство - оно не в пространствах, оно в душах. Внутри нас. Построишь - будешь. Вот и все, - гитарист снова пожал плечами.

Он тронул струны.

- Давайте я вам лучше песенку спою.

Провёл кончиками пальцев по струнам, посмотрел в огонь костра и негромко запел.

Когда вдоль дорог зачахнут ржавые фонари,

Когда сиреневым станет снег,

Hи о былом, ни о том, что будет, не говори -

Скажи, о чем ты плачешь во сне. (**)

Кракли моргнул.

Ползет сквозь пальцы медузья плоть некрепкого сна,

Кружит безглазое воронье.

Открой свои окна на стук, и, если это весна,

Скажи, чего ты ждешь от нее.

Феодос отставил рядом недопитый стакан.

И снова на небе, дымном и опаленном

Странные знаки пишет наша весна -

Ты должен быть сразу птицей и Шампольоном,

Чтобы читать их, эти тайные письмена.

Чтобы читать их, эти странные письмена.

Йети затих, медленно крутя стакан в руке.

Сломался посох, истлело рубище - ну и что ж -

Твой звездный голод неутолим,

Ты вновь в пилигримах, ты выбрал дорогу и ты идешь

В небесный свой Иерусалим.

Ты вновь в пилигримах, ты выбрал дорогу и ты идешь

В случайный свой Иерусалим.

Далеко, там, где сломанные мостки мерно бултыхались у пустого разорённого домика, по речному руслу пришла нежданная, молчаливая и неодолимая волна.

Ты идешь на огонь, но плохи шутки с этой свечой -

В пожар бессилен антипирен.

Ты сделал ступенью к небу обугленное плечо,

Скажи, чего ты хочешь взамен.

Марк молчал и думал о чём-то. Лицо его казалось стальным в свете костра.

Ведь это не небо, это только бумага,

По синему полю розовые шрифты.

По жизни полшага, и по смерти полшага,

И полшага до песни - посередине ты...

А там, где по руслу катилась странная волна, одним движением, словно ножом, она сняла неряшливый могильный холм и вытолкнула нежданно ставший гробовым ящик из земли.

Неторопливо всплыл он и, покачиваясь, неторопливо понёсся на её гребне в ночное, серебряное от лунного света море.

Следом за ним плыли остатки мостков и домика, снесённого вместе с опорами.

Гитарист опустил пальцы, и дрожь струны затихала во мраке.

Кракли, Йети, Феодос и Марк молчали.

- Да, а что это за шум? - спросил гитарист вдруг. - Река рядом?

- Река, - ответил Марк. - И море.

В его глазах разгорались серебряные искры.

* - Олег Медведев, “У Бриллиантовой реки”

** - Олег Медведев, “Полшага до песни”