Два мира одного человека

Амелия тоже достала пачку и закурила. Она старалась не разглядывать мужчину в упор, но не могла не заметить, что он то как раз пристально вглядывается в ее черты лица.

– Атта, – бархатным, таким глубоким голосом представился он, протянув ей руку.

– Амелия, – представилась она и добавила, – только давайте потише.

Так они простояли в тишине еще несколько минут, пока Атта вновь не заговорил:

– А с кем вы говорили?

– Что, простите? – Не сразу поняла она.

– Ну, когда подошли, я слышал, вы с кем-то говорили.

– А, всего лишь со своей тенью, – ответила так спокойно, будто очевидную же вещь сообщила, и пожала плечами.

– Может, стоит начать вас бояться? – Он широко улыбнулся.

– Вряд ли, даже если я сумасшедшая, то не буйная. Может, на ты?

– С удовольствием, – он затушил окурок. – Может, пройдемся до конца парка?Не то чтобы я против постоять, место то отличное. С видом на кусты. Просто теней стеснять не хочу.

Видно было, что его это забавляет.

– Ну и правильно, – думала про себя Амелия. – Уже лучше пусть будет шутка, чем он по-настоящему поверит в мои слова…

А вслух произнесла:

– Тут еще и мост видно, не только кусты.

В ту ночь они еще долго бродили вместе, с легкостью переставляя ноги. Она – чтобы ее не заметили, он просто по незнанию. Хохотали и просто болтали, ни о чем, что на ум придет. Так много впечатлений накопилось, что, расставаясь, оба испытывали ощущение словно кислорода передышали. Так сдавливало легкие, вот бы сейчас закричать прямо посреди улицы, а потом тут же и уснуть. Такое вот у обоих было настроение.

Амелия уже дома спохватилась, что номер телефона у него не взяла, да и он у нее не спросил. Но больше ни о чем не стала думать, уснула быстро и крепко.

2. Смысл в мелочах

Атта жил без матери по строгим правилам, создаваемым его отцом. И хоть именем ему было предначертано менять судьбы, его отец упорно не считал сына достойным человеком. Все детство он заставлял Атту работать, а если сын вдруг осмеливался ослушаться или выполнить задание хоть немного не так, отец лупил его и орал, что его сын – никчемное отребье, не достойное носить фамилию его семьи. Посему мальчик рос лишь с именем, данным ему погибшей матерью.

Когда ему было лет шесть, он сбежал из дома. Весь в слезах, он мчался со всех ног, не разбирая дороги. Отец выпорол его вицей за то, что тот не успел поставить на стол к приходу отца ужин. Мальчик бежал, пока не выдохся. Приник лбом к дереву, обняв его руками. Ему так нужны были чьи-то объятия, понимание и сочувствие, поддержка в конце концов. Высокое дерево зашелестело аккуратно-круглой кроной. Фиолетовый ствол стал даже ярче, как ему показалось. И вдруг до него донесся шепот.

– Тут кто-то есть? – Подал он голос, но лишь листва снова зашелестела высоко над головой. Мальчик опустился на мягкий темный мох, поджав колени. Еще никогда он так далеко не забегал. Это не вызывало в нем страха, наоборот, вдали от дома, возле этого дерева, что было ярче остальных в лесу, ему стало спокойнее.

– Как же ты злишься на этот мир, – прошелестело совсем рядом у него над ухом.

– Кто здесь? – Мальчик вытянулся, выпрямив спину и весь напрягся.

– Не бойся меня, – легкий шелестящий голос был мягок и приятен. – Я не обижу тебя, мой юный друг.

– Что вам надо? Покажитесь!

– Мне нужна лишь твоя дружба. Но, увы, подойти к тебе я не могу. У меня нет тела, точнее, меня даже не существует в твоем мире.

– Кто же ты тогда? – Атте становилось все любопытнее. Он совсем позабыл о своем недоверии к окружающему миру. В конце концов ему было всего шесть, а именно сейчас ему так нужно было с кем-то поговорить.

– Я Обаке, – спокойный голос стал отчетливее. – Расскажи же, что с тобой произошло?

И Атта рассказал. Обаке оказался всепонимающим и был так добр к мальчику. С каждым новым рассказом, полным горя и разочарований, невидимый голос становился крепче, громче. Обаке распрашивал Атту обо всем, старался не упустить ни одной детали. В свою очередь же он поведал мальчику о своем мире, полном хаоса в невесомости. Рассказал, что каждый, существующий с ним рядом, не обладает телом, как и он.

Атта с возрастом стал понимать, что слышать голоса – тревожный признак. И что, возможно, его друг вовсе не такой уж хороший. К 15-ти годам мальчик превратился в хорошо сложенного юношу. Его смуглая кожа лишь подчеркивала будущую мужественную фигуру. Он все так же работал не покладая рук и много читал, но был очень одинок: зажатый в тиски прошлого, он продолжал страдать, все еще ощущая себя тем самым забитым мальчишкой. Отец его уже был стар, но не упускал возможности оскорблять сына. Атта приходил к тому дереву, садился на темно-зеленый мох и начинал читать. Иногда вслух, чтобы поделиться с другом. Они много разговаривали. Атта научился у него замечать детали.

– Ты видишь картину в целом. Весь лес, – говорил ему Обаке, – а я детали. Листву и прожилки.