Два мира. Том 1 (СИ)

— К тому же, так не возникает вопросов, кто кому и что должен или не должен делать, — добавил Сасори, на всякий случай отходя от напарника к Итачи, который молча слушал их рассказ. — Никаких проблем, пустых споров и бесполезной траты времени.

— Понятно, — Хината на миг задумалась. — А скажите… — она запнулась и нерешительно взглянула на Сасори, и тот кивнул, позволяя ей задать вопрос, — можно ли в вашей системе опуститься ниже нуля?

Напарники переглянулись.

— В принципе-то можно, — ответил Дейдара, лениво потягиваясь, — но это чревато, мм.

— Тот, кто перейдёт нулевую отметку, проиграет, — произнёс Сасори серьёзно. — В то же время другой, набрав тысячу баллов, победит.

— И что тогда?

Напарники вновь обменялись взглядами, и на их лицах появились очень похожие, немного хищные улыбки.

— Это уже сугубо наше дело.

Что произойдёт тогда, действительно знали только они двое. Это была их маленькая тайна, которую кукловод и подрывник надёжно оберегали от посторонних.

В случае если порог будет преодолён, победитель будет иметь право потребовать у проигравшего всё, что угодно.

Как-то после очередного спора на тему Истинного Искусства Дейдара заявил сгоряча, что в случае, если победит, заставит Сасори собственноручно уничтожить всю его коллекцию марионеток. В другой раз в приступе жутчайшей ненависти к Итачи он решил, что потребует у напарника отравить «этого высокомерного урода с Шаринганом»…

Все его угрозы и предположения Сасори по традиции встречал скептической усмешкой. Сам же он никогда не озвучивал свои мысли, что, он знал, крайне бесило парня. Но Сасори не привык раскрывать свои карты, тем более, что до сих пор до конца не решил, что бы ему потребовать от напарника в случае победы. Всё-таки абсолютное требование — это очень серьёзно. Он мог даже приказать Дейдаре стать его марионеткой, будучи при этом уверен, что напарник не откажет, сдержит слово, слишком гордый, чтобы отступить… Хотя, в последнее время идея сделать крикливого мальчишку частью своего вечного Искусства была уже не так притягательна для Сасори, как раньше — всё-таки он действительно по-своему привязался к напарнику.

— Всё это так интересно, — улыбнулась Хината. — Спасибо, что рассказали.

— Я полагаю, ты понимаешь, что об этом распространяться не стоит, — заметил Сасори, пристально посмотрев на девушку.

— К-конечно, — поспешно кивнула та.

— Знаешь, Хината, тебе уже известно столько, что ещё немного — и тебя можно будет в Акацуки принимать, да! — пошутил Дейдара.

Хината не ответила, да это, впрочем, и не требовалось — все они прекрасно понимали, что Бьякуган нукенины получат только в том случае, если по возвращении в их родной мир захватят куноичи в плен. А такую возможность теперь, оценив всю прелесть этих глаз, Сасори вовсе не исключал.

— Ладно, что-то мы отвлеклись, — произнёс он, поймав на себе внимательный взгляд Итачи, расположившегося в старом, побитом жизнью кресле.

— А, точно, Итачи же нам собирался сказку почитать, — усмехнулся Дейдара. Пододвинув ближе большой деревянный сундук, окованный железом, парень уселся на него. Сасори опустился на более-менее расчищенный край стола и выжидательно замер, приготовившись слушать.

— Хочу сразу предупредить, что текст несколько сложен для восприятия, — произнёс Итачи, аккуратно извлекая из книги Рикудо Сеннина, принесённой им, исписанные листы. — Однако я бы хотел, чтобы вы сначала дослушали до конца, и только потом задавали вопросы.

Он положил пергамент на колени и, достав из кармана резинку, по привычке стянул всё ещё влажные волосы в хвост на затылке, и только несколько длинных, до подбородка прядей выбились и остались по краям его бледного лица. К удовольствию и определённой гордости Сасори, сейчас Итачи выглядел значительно лучше, чем когда они только попали в этот мир.

— Итак, слушайте, — Итачи набрал в грудь воздух и начал читать:

«Я, Оцуцуки Хагоромо, сын и наследник принцессы Оцуцуки Кагуи, первой овладевшей энергией божеств, именуемой нами ныне чакрой, пишу теперь эти строки, втайне надеясь, что они так навсегда и останутся непрочтёнными.

В скором времени я вернусь в свой мир, из которого отсутствую уже долгих три года, однако прежде, чем навсегда покинуть сие место, я поведаю на бумаге о том, что приключилось со мной и как оказался я в своих странствиях столь далеко от дома. Но строки эти не дано будет прочесть никому, кроме моего наследника, ибо лошадиным провидцем было предсказано, что настанет день, когда кровь моя и плоть вернётся в этот мир. Сердце моё замирает при мысли, что однажды потомок мой, как я сам теперь, окажется в этом мире, чуждом нам, воинам чакры, и уповаю я на то, что пророчество так и останется лишь только пророчеством, однако всё же считаю необходимым ради того, чтобы наследник мой не испытал столько же трудностей, сколько я сам, оставить ему сию книгу, дабы он или она принял верное решение и не сбился с пути мира, завещанного мной.